Клаудия Грэй - Холодная ночь

— Чем больше все меняется, тем больше остается таким же, правда?

Я понимала, о чем она. Неделю назад мы с ней жили в одной комнате в академии. Сейчас все в нашей жизни изменилось, но мы по-прежнему спим в кроватях, которые стоят рядом, — точнее, я надеюсь, что это можно назвать кроватями.

Нам выделили комнату, не похожую вообще ни на что. Видимо, когда инженеры покинули этот туннель подземки, они заодно оставили тут несколько старых вагонов. Черный Крест переоборудовал их, сделав некое подобие жилища. Наши койки установили на бывшие сиденья, от потолка до пола здесь тянулись стальные шесты, и создавалось впечатление, что мы в каком-то учебном центре для стриптизерш. Нам с Ракель отвели примерно третью часть вагона, отделенную импровизированной металлической перегородкой.

— Мне здорово не хватает твоих коллажей на стенах, — вздохнула я. Окна по обеим сторонам вагона побелили, но они выглядели холодно и уныло. — И моего телескопа. И наших книг, и одежды…

— Это всего лишь барахло. — Ракель приподнялась на локте. Ее короткие темные волосы торчали во все стороны, и если бы я не чувствовала себя такой несчастной, непременно поддразнила бы ее. — Какая разница, если мы наконец-то делаем что-то важное! Вампиры испортили жизнь нам обеим, а уж привидения… об этом я даже и не заикаюсь. А теперь мы можем нанести ответный удар, и это стоит любых жертв!

Я понимала, что не осмелюсь даже намекнуть Ракель на правду, но мне хотелось, чтобы она хоть чуть-чуть поняла, что́ я в действительности испытываю, поэтому сказала жалким голоском:

— Мои родители хорошо обо мне заботились.

Ракель не ответила. Я застала ее врасплох, и она не знала, что сказать.

— И Балтазар — он относился ко мне очень по-доброму. К нам обеим. — Вдруг это поможет ее убедить?

Но тут Ракель резко села, охваченная таким внезапным гневом, что меня это потрясло.

— Слушай, Бьянка. Я не собираюсь делать вид, будто понимаю, через что тебе пришлось пройти. Мне казалось, что это у меня в жизни все шло наперекосяк, но узнать, что люди, которых ты считала родителями, — вампиры… Это в сто раз хуже.

Я была вынуждена и дальше позволять ей верить в это, поэтому молчала. А Ракель продолжила:

— Они промыли тебе мозги, так? И ты еще долго будешь искать для них оправдания. Но факт остается фактом — они дурили тебя как хотели. И Балтазар вместе с ними. Так что очнись! Подними голову выше — мы больше не дети. Мы узнали, что идет война, и наше место здесь, с солдатами.

Ракель была так категорична. Так уверена в себе. Мне оставалось только молча кивнуть.

— Вот и хорошо, — сказала она и нырнула под одеяло. Я поняла, что наш разговор окончен, — впрочем, все равно я с ней больше ничем поделиться не могла. И тут она очень тихо добавила: — Я сделаю нам коллаж.

Я улыбнулась и обняла подушку.

— Что-нибудь красивое, ладно? В этом месте нужно что-нибудь красивое.

— А я думала — страшное и грозное, — отозвалась Ракель. — Ладно, посмотрим.

В течение следующих двух недель каждый день в точности повторял предыдущий.

Свет по утрам зажигали ужасно рано, правда, я не знала, во сколько именно, потому что у нас не было ни часов, ни мобильников. Но все мое тело отчаянно протестовало, и я понимала, что для меня это чересчур.

Все собирались очень быстро. Собственно, мне едва хватало времени, чтобы слегка ополоснуться под душем, причем душ был общий, как в моих самых страшных кошмарах про гимнастический зал, но все так торопились и вели себя так по-деловому, что мне некогда было стесняться. Потом мы переодевались в тренировочную одежду и шли в импровизированный спортзал. И оставались там. На долгие часы.

Конечно, не все должны были сидеть под землей. Члены нью-йоркского Черного Креста, чьи имена я никак не могла запомнить, тренировались по утрам, а потом уходили на дежурство в то время, как ночная смена возвращалась. У охотников были карты Нью-Йорка с отмеченными на них различными маршрутами патрулирования. День и ночь кто-нибудь дежурил буквально в каждом районе города. Я знала, что Лукас, Дана и другие из нашей группы тоже иногда патрулировали, но не мы с Ракель. Предполагалось, что мы с ней либо станем умелыми бойцами, либо умрем, пытаясь ими стать.

Лично я даже обрадовалась бы смерти. Уж легче умереть, чем подтянуться столько раз, сколько они требовали.

— Ну давай, Оливьер. — Мой тренер на этот день, рыжеволосая женщина по имени Колин, придерживала мне ноги, пока я садилась из положения лежа. — Давай, сделай шестьдесят.