Сергей Белошников: Ужас приходит в полнолуние

Ирина Сергеевна помешивала булькающую кашу и прислушивалась к собственным ощущениям. Чувствовала она себя просто отвратительно, и меньше всего ей хотелось идти с внуками в зоопарк. Спала она сегодня плохо, всю ночь ее мучали какие-то отрывочные, почти непристойные кошмары, в которых время от времени появлялся ее покойный Алешенька и — волки, волки, волки. А на рассвете проснулась и больше уснуть не смогла. И теперь Ирина Сергеевна чувствовала себя вялой и ослабевшей — болела голова, в висках стучали надоедливые молоточки.

Со двора в открытое окно кухни лезли пыльные листья давно отцветшей черемухи — квартира была расположена на втором этаже. Небо было затянуто белесым маревом, сквозь которое с трудом пробивалось солнце, — вчера целый день собиралась, да так и не собралась гроза. Ирина Сергеевна с надеждой подумала, что, может быть, пока мальчишки будут завтракать, все же начнется дождь, и тогда поездка в зоопарк отпадет сама по себе. Хорошо, если так.

На плите настойчиво стучали о стенки ковшичка сварившиеся яйца.

Ирина Сергеевна наклонилась к кухонному столу, чтобы достать пластмассовые подставочки под яйца. Но вдруг охнула: у нее резко закружилась голова и перед глазами поплыли черные дрожащие мушки. Ноги у нее подогнулись, и Ирина Сергеевна тяжело опустилась на табуретку, стоявшую у самого подоконника. Левая сторона лица вдруг онемела, онемела и левая рука, которую Ирина Сергеевна внезапно перестала ощущать. Веселые голоса и смех мальчиков, плещущихся в ванной, стали вдруг куда-то отдаляться, таять и тихим эхом закружились в теплом утреннем воздухе. Ирина Сергеевна попыталась что-то сказать — что-то очень важное, необходимое, но не только не сумела открыть рот, но не смогла сделать даже малейшего движения: внезапно в правую сторону головы с неимоверной силой вонзился длинный ледяной клинок. Дыхание у нее перехватило и в ушах тоненько и протяжно зазвенело.

Откуда ей было знать, что в организме у нее неожиданно произошел мощный выброс адреналина. Артерии старого, больного тела тут же сузились, и из-за этого артериальное давление резко поднялось. Кровь по аорте рванулась от сердца, в том числе и в головной мозг. Изношенные, тонкие стенки сосудов головного мозга не выдержали. Первой лопнула стенка средней правой мозговой артерии, за ней бесшумно и стремительно полопались более мелкие сосуды, и алая артериальная кровь мгновенно проникла в мозговую ткань, прекращая доступ питания к клеткам головного мозга и таким образом частично прекращая его деятельность. А затем один за другим еще несколько сосудов, не выдержавших непосильного давления, лопнули в стволе головного мозга. Это означало его необратимое разрушение. А следовательно — и смерть всего организма.

Она так никогда и не успела узнать, что это было практически мгновенное и обширное кровоизлияние в мозг.

Ирина Сергеевна привстала, со свистом втягивая сквозь судорожно сжатые зубы ставший густым и сладким воздух, и даже выдохнуть его сумела. Но вот снова сделать вдох она уже не смогла. Перед ней, стремительно приближаясь, завертелся длинный переливчатый тоннель, в конце которого внезапно вспыхнул ослепительно розовый горячий свет. Последняя мысль Ирины Сергеевны была: «Почему же розовый?..»

И тут же для нее все кончилось.

Так Кирилл и Филипп осиротели во второй раз.

Наверное, невозможно по-настоящему описать или изобразить жизнь в детском доме, если ты там не жил. Сиротой. А так — и рассказывать о ней бесполезно.

После смерти бабушки братья, естественно, попали в детдом. Ведь родственников у них практически не осталось, если не считать по-прежнему живущую в Колобово тетку Катюши, их двоюродную бабушку и запойную пьяницу. Но ей они, естественно, были не нужны.

А в детдоме, как ни странно, ничего особенно страшного с Кириллом и Филиппом не произошло. Это, конечно, скорее было исключением из того, что подтверждают правила. Можно сказать, что с детским домом, а вернее с директором детдома, братьям редкостно, фантастически повезло.

Когда все закончилось (первый ужас — когда они, толком не понимая, что случилось, но догадываясь, что случилось нечто страшное и окончательное, обнаружили на кухне мертвую Ирину Сергеевну и, рыдая, захлебываясь слезами, стали барабанить в дверь к соседке тете Маше и кричать, что бабушка ничего не говорит, только смотрит жалобно) — похороны, чужие дяди и тети, задающие непонятные вопросы, вздыхающие, гладящие по голове и говорящие странно-непонятные слова «собес», «опека» и «отчуждение жилплощади», — на третий день после похорон Ирины Сергеевны мальчиков посадили в старенькую, чихающую мотором «Волгу»-пикап и отвезли в чистое, но пахнущее совершенно по-чужому здание где-то в центре Москвы, в недлинном тупичке неподалеку от Трубной площади. Туда же смущенно покряхтывающий рыжий пожилой шофер приволок три больших чемодана, набитых вещами братьев.