Евдокия Филиппова - Тёмная лошадка

— Даже не думай. Офицер подошёл к девушкам. Анжела бросила сигарету и кокетливо обратилась к капитану:

— Александр Евгеньевич, вы на наш праздник придёте? Вороных скользнул взглядом по фигуре Кобылянской и, открывая дверь подъезда, спросил:

— А вы?

— Я пойду, — ответила Кобылянская, крупом заслоняя Инну.

— Тогда и я пойду, — улыбнулся капитан и скрылся за дверью. Весь день Инна думала только о Вороных, а после работы, погружённая в мечты, незаметно для себя, свернула со светлой дороги на тёмную тропинку. Под ногами тихонько поскрипывал снег, а она беззвучно повторяла: «Александр Вороных. Саша…»

— Ай, милая, кто у тебя Саша? Инна вздрогнула и остановилась. Рядом стояла цыганка. «Откуда ей известно имя? Я говорила вслух?» Она шагнула в сторону, чтобы уйти, но цыганка не отставала.

— Как мать тебе говорю, с кем хотела соединиться, не соединилась. Но я тебе помогу. Дай денежку. Инна полезла за кошельком. Цыганка не унималась:

— Я такой приворот сделаю, этот Саша за тобой как пришитый ходить будет. «Но откуда она знает его имя?!»

— Пойдём, красавица, я тебе помогу.

Цыганка втолкнула её в калитку, ведущую во двор небольшого домика, и исчезла.

Инна побрела к крыльцу. Три ступеньки, скрипучая дверь, какой-то тёмный ход, полоска света из-под приоткрытой двери в конце коридора. Она пошла на свет. Перешагнула высокий порог и оказалась в комнате, так обильно увешанной коврами, что помещение походило на юрту. В полумраке вспыхнул огонёк свечи, другой, третий… В этом неверном, трепещущем свете казалось, что комната перемещается из одного измерения в другое. В глубине, за столом сидел худой горбоносый человек. Он курил трубку, и кольца дыма, свиваясь в цепь, жадно потянулись к Инне. В ноздри ударил острый запах. Лёгкое головокружение, приступ тошноты, и в голове словно образовался сгусток тумана. С Инной произошло что-то странное. Словно разделившись надвое, она увидела себя со стороны, чуть слева и сверху. С каким-то отстранённым любопытством она наблюдала за тем, как та, другая она, подходит к столу, слушает, как горбоносый говорит что-то на незнакомом языке, берёт со стола какой-то предмет. Потом увидела, как горбоносый выдыхает изо рта дым. Он дует и дует… А потом провал. Словно на какое-то время она перестала существовать.

Очнулась Инна возле своего дома. Странное раздвоение прекратилось. Она открыла дверь и вошла. На кухне у плиты хлопотала мать.

— Доченька, где ты пропадала? Я щи варю. Поужинаешь? Инна с трудом подавила тошноту и отрицательно покачала головой.

— Что-то я неважно себя чувствую, — выговорила она, едва ворочая сухим языком.

Мать внимательно посмотрела на дочь.

— Да на тебе лица нет. Пойди, приляг, — заволновалась мать, и, шаркая тапочками, направилась в Иннину комнату. Сняла покрывало с кровати, приготовила постель. Инна легла лицом вниз и опустила пылающий лоб на стиснутые кулаки.

Среди ночи она проснулась оттого, что ущербная луна бесцеремонно заглядывала в окно. Инна поднялась с кровати, подошла к его бледно-голубой проекции на полу.

Болела голова. «Кажется, в сумке таблетки». Взяла сумку, пошарила по дну. Рука нащупала что-то холодное. Оказалось, маленькое зеркальце. «Это не моё». Заглянув в зеркало, она едва не выронила его из рук. Из помутневшего стекла смотрела незнакомка. Она не сразу узнала себя. Откуда-то издалека, среди каких-то шепчущих звуков она вдруг различила слова… гладкие, скользкие, как ложь. …словно из глубин памяти бессвязными обрывками доносились таинственные речения о сладостной мести, предчувствиях, страхах, надеждах, желаниях… Эхо инфернальной какофонии… Удушливый комок подступил к горлу. Смертельная усталость и полнейшее безразличие ко всему овладели Инной. Что-то невыносимо тягостное сгущалось над ней.

Утром она проснулась другой. Какое-то древнее ведовство пробудило новую Инну.

Охваченная ледяным восторгом, она взглянула в зеркало. Пунцовые губы дрогнули, на щеках полыхнул румянец. Память о чём-то важном открылась ей в эту ночь. … первобытный страх, утомительные дни и ночи дикой охоты, ожесточённые сраженья, погребальные ладьи, костры и ненависть тёмных веков, тревожное знание, крупицы правды, пьянящая всепожирающая любовь… Прошлое и настоящее сплелись в стремлении понять друг друга. Окутанная туманным флёром, Инна шла к Нему. Её так радостно и неотвратимо влекло к Нему, что она с трудом подавляла лёгкую, как от озноба, дрожь.