– Вы зачем студента ловили?
Зонненлихт вопросительно изогнул бровь.
– Студентов не ловил. Ловец человеков, – усмехнулся он краем рта, – это немного другая фигура. Сами знаете.
– А у меня есть показания Даниила Олеговича Харина, который клялся и божился, что вы подрядили его с помощниками ради поимки Николаева Александра Сергеевича, сроку дали неделю и посулили награду, от которой гражданин Харин не смог отказаться, – парировал Каширин. Выражение лица Зонненлихта не изменилось.
– Бросьте ломать комедию, – презрительно вымолвил он. – Вы прекрасно видите и знаете, кто я, поэтому мне непонятно, почему вы чините препятствия и городите чушь, вместо того, чтобы оказывать содействие.
«Да я просто время тяну, – подумал Каширин, – чтобы дать Саше возможность отлежаться после приступа и уехать из города как можно дальше. Потому что уже завтра к вечеру этого лощёного хмыря придётся отпустить под подписку о невыезде, и первым делом он ломанётся на мою конспиративную квартиру, благо Харин подскажет адресок… А квартиру придётся менять, а жаль; хорошая была квартира…»
– Ну и кто же вы? – спросил Каширин. – Назовитесь. Не для протокола, а так… для души. Кто вы, какая у вас миссия, зачем вам сдался бедный студент Николаев. Итак?
Зонненлихт фыркнул.
– Любите же вы, чтобы вам подтверждали очевидное… Поразительно, право. Поразительно. Давайте закончим этот фарс прямо сейчас: я встану и уйду, а вы снова поступите правильно. Согласны?
Каширин улыбнулся. Да, действительно – этот тонкий звон колокольчика в висках, тихая, но энергичная музыка, плывущая по венам и заставляющая подниматься, идти и делать – это в самом деле был вкус жизни; а ведь он был так уверен, что смог забыть его, усыплённый равнодушным спокойствием работы и рамками, в которые старательно загонял себя сам, просто ради того, чтобы не думать о том, за какую команду и как надо играть… Это был вкус жизни; казалось, вот-вот – и он раскатает его на языке и проглотит, словно таблетку.
– Ненавижу, когда мне говорят, что и как делать, – весело промолвил он, взглянув Зонненлихту в глаза. – Так и запишу: арестованный от дачи показаний отказался, на сотрудничество не пошёл. Если передумаете, обратитесь к охраннику, он меня позовёт.
«Интересно, что ему мешает встать и дать мне в рожу, – думал Каширин, запирая дверь, – Весовая категория у нас одна; заломил бы мне белы рученьки и на выход… Ан нет. Не по правилам. По правилам я должен был пасть на колени, открывая врата на свободу, и проводить его до ворот – опять же, на коленях. Или нет – по правилам я должен был бы скрутить в бараний рог Сашу и принести на блюдечке…»
В приёмной его ждали. На краешке стула жалась молоденькая миловидная блондинка, теребила в руках ужасную красно-зелёную вязаную шапку и едва не плакала. Секретарь, не пропускавшая ни одного сирого-убогого-несчастного, поила её чаем с крендельками. Каширин вспомнил, что видел эту шапку во время ареста Зонненлихта, вспомнил и девушку, которая шла с Антоном под руку, и мысленно чертыхнулся: ещё одна просительница, чтоб её…
– Кирилл Александрович, это к вам, – сказала секретарь, – по личному вопросу.
– По личным вопросам в приёмные дни, после часу, – наивно попробовал избавиться от девушки Каширин, но блондинка вскочила со стула и вцепилась в его руку мёртвой хваткой.
– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Прошу вас…
– Хрена ли с вами поделать, – пробормотал Каширин себе под нос и добавил громче: – Проходите.
Оказавшись в кабинете, блондинка умеренно пустила слезу, впрочем, без всхлипов, и объяснила, что арест Антона Валерьевича – страшное недоразумение, несправедливость, и держать его за решёткой есть самая большая ошибка, которую только можно совершить. Каширин пару минут слушал о том, какой Зонненлихт прекрасный преподаватель и человек, и размышлял, что с такой характеристикой только в партию вступать, а потом раскрыл блокнот на новой странице и спросил:
– Так вы его студентка?
– Да, – закивала блондинка. – Меня Настя зовут… Анастасия Ковалевская. Он у нас английский ведёт, с начала семестра.
– Ага. Понятно, – больше всего Каширину сейчас хотелось выпить огромную чашку кофе и улететь километров на тысячу отсюда. – Строгий?
Настя утвердительно качнула головой.
– Ужасно строгий. Но вы не подумайте… он очень хороший, знания даёт… Всё по делу…
Далее Каширин ознакомился с интереснейшей историей о том, как Настя вывихнула ногу, а Зонненлихт от доброты нежного сердца не только вправил ей вывих, но и домой отвёз. Разумеется, это был сироп и карамель в огромном объёме, но услышав упоминание о Саше в контексте, Каширин насторожился. Получается, охотник и добыча встретились и разошлись без видимых последствий; не узнали друг друга, что ли?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу