Антон Зырянов - Я живой!

Остаток фразы я прокричала, забрызгав слюной стекло камеры. А надсмотрщик, сука, лишь криво ухмыльнулся.

— Пока не научишься разговаривать со мной уважительно, порцию увеличивать не стану… — Игнат деланно задумчиво постучал указательным пальцем по подбородку. — Пожалуй, уменьшу-ка я ее… Ну, скажем, вдвое.

И ушел, сукин сын, под аккомпанемент выкрикиваемых мною проклятий и самых грязных ругательств, которые я только могла вспомнить или придумать…

Когда постоянно грызущее изнутри чувство голода начало сводить меня с ума, я со злостью ударила в прозрачную стену и крикнула: «Я все поняла, дай мне еды…»

— Меня зовут Игнат, — сказал мой тюремщик, когда я расправилась с большой порцией сырого мяса — стейками и отбивными меня не баловали, но я не особо по этому поводу огорчалась (я даже представить себе не могла, что без специй и соли сырая плоть животного может быть такой вкусной). — Я — руководитель базы, а по совместительству еще и ученый. Наблюдатель, так сказать…

— И за чем же ты наблюдаешь? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.

— За тобой, Катя, за тобой… Возможно, что ты — ключ к спасению человечества… — Игнат сделал небольшую паузу, затем развел руками и улыбнулся. — По правде говоря, мир спасать буду я, но с твоей помощью. Если все выгорит. Ты — носитель мутировшего вируса. Ты мутант, Катя…

Он замолчал, наблюдая за моей реакцией, но я оставалась спокойной, едва удержавшись от «Спасибо, Кэп». Ученый продолжил.

— Более того, в твоем чреве растет новая жизнь. Твой ребенок — связующее звено. Когда мы узнаем, что ты родишь, мы, возможно, решим и нашу проблему…

— «Что»? Ты сказал «что ты родишь»?

— Я тебя умоляю, — Игнат театрально закатил глаза. — Только не говори, что ты питаешь чувства к еще не рожденному ребенку, папаша которого — изнасиловавший тебя умалишенный мутант?

Я отвернулась — не хотелось радовать этого психа навернувшимися на глаза слезами. В его словах была своя правда — ну кто… что там может родится? Чудовище? Я боялась себе признаться в том, что хочу этого ребенка, что мне страшно за него, а не за себя. Не думала, что материнские инстинкты во мне когда-нибудь проснутся. Хотя, если животные инстинкты убийцы и охотника, дремавшие в моих генах, были пробуждены вирусом (я почти бросилась тогда на Сергея, в голове зудящим комком пульсировало: «Убей и съешь!»)… Да, пожалуй, материнские чувства — не самое странное, что со мной произошло за последние месяцы.

— Что за проблема у вас такая, которую поможет решить мой ребенок? — спросила я, успокоившись и взяв себя в руки.

— А вот это тебя не касается, — его большие глаза вновь обожгли холодом, затем он отошел от меой камеры, щелкнул выключателем и исчез во тьме… Но я чувствовала — он еще долго стоял там. Стоял и смотрел. Изучающе, внимательно, но, уже, не так хладнокровно… В его запахе что-то изменилось, но я еще не научилась распознавать такие тонкости.

— Ты знаешь, что делать, — сказал Игнат и я послушно протянула руки в два открывшихся в стене круглых отверстия, сантиметров в двадцать, между которыми было небольшое расстояние. Щелкнули наручники — надо заметить, что теперь мои запястья стали намного шире — даже и не знала, что кости могут так быстро расти.

Игнат задрал мне подол больничной пижамы и сделал какой-то укол в ягодицу (как он сказал, это был витаминный коктейль, ведь кроме мяса я ничего есть не могла и не хотела, а будущей маме нужны и фрукты и овощи… или правильные уколы…), но не одернул больничную одежду, немного помедлил.

— Нравится? — Я уже давно поняла, чего ему хочется. По запаху. Наверняка, сам себе он в этом признаться не мог, но я чувствовала… точнее чуяла — этот больной ублюдок меня хотел.

— Не льсти себе, — ответил он холодно и вышел…

Я должна отсюда выбраться, просто обязана… Ради своего ребенка. Я хочу его. Я хочу, чтобы он родился, чтобы выжил, чтобы жил…

«И ты его не получишь, Игнат. Пока я жива — ты его не получишь», — подумала я со злостью, глядя в широкую спину ученого.

До Алюминьки я добрался без приключений. А вот когда уже попал на территорию завода, сразу же наткнулся на труп с пробитой черепушкой, а чуть подальше — еще на два. Все трое мертвяков были свежими. Точнее, чересчур уж свежими для обычной нежити, которая только-только «пережила» зиму.

«Анабиозники, — подумал я, внутренне холодея, разглядывая трупы, лишь слегка тронутые разложением. — Ну да, Колхоз не так уж и далеко… Надеюсь, их было всего трое. Интересно, кто это их так уработал?».