Сергей Дегтярев - Зло (сборник)

Девушка была беременна, и знала об этом. Шла третья неделя с того момента, когда она со слезами боли и отчаянья сообщила об этом мужу. Любимый обнимал, целовал, готов был носить на руках. Мужчина не понимал, почему Мелани ревёт, закрывшись в ванной, почему выступления на сцене стали для неё болью. Почему каждый раз, когда она готовилась выйти на помост, и исполнить очередную арию, у неё дрожали руки и спасали только наркотики. Непонимание стучало в дом, грозя выбить двери и окна уничтожающим порывом ненависти и злобы.

Мелани запиралась в ванной и рвала календарь на части, ревела, роняя тяжёлые крупные слёзы на холодный кафель пола. Умоляла кого-то о прощении, часами стояла на коленях, склонив разгорячённую голову к керамическим плиткам, пытаясь унять сумасшествие, постепенно охватывающее всё больше и больше. Временами она запиралась на кухне, наслаждаясь ночной прохладой. Порывы ветра врывались в раскрытое окно, овевая стройную, одетую в лёгкое платье фигуру. Окутывали её неосязаемыми пальцами, заползали в самые сокровенные места на теле, ласкали, нежно прикасаясь к ногам, словно холодные, навеки потерявшие тепло, губы.

В такие моменты Мелани вспоминала утро пятилетней давности. Комиссию по приёму на работу. Отказ, потому что голос девушки не подходил для оперы. Слёзы, боль и страх.

У неё не было семьи: отца Мелани не знала, а мать умерла за три года до её поступления в университет. Закончив обучение, девушка продала дом в их небольшом городишке, и уехала «покорять» Милан. Но за два года так ничего и не получилось. Деньги кончились, а последняя попытка устроиться на работу оказалась проваленной. Можно было продолжать трудиться официанткой и зарабатывать себе на жизнь, снимать крохотную квартирку на окраине города. Но она не могла вынести отлучение от музыки. Девушка считала, что создана для оперы, для феерических выступлений, для рукоплесканий тысяч восторженных зрителей, для цветов, чьи ароматы кружат голову сильнее, чем старое французское вино. Каждый свободный день Мелани проводила у здания оперы, внимательно вглядываясь в афиши, до боли закусывая губу, представляя себя на месте звёзд.

Тот день закончился тёмной ночью, когда девушка бежала, не видя дороги, не вытирая слёз, струящихся из мечтательных голубых глаз. В голове звучали слова цыганки, гадавшей ей три месяца назад. К ней Мелани пришла, принеся последние сбережения, надеясь на помощь. Гадалка не взяла деньги, угрюмо посмотрев на девушку. Единственное, что она сказала:

— Опасайся своих желаний. Не всегда то, что хочешь, может обернуться добром для близких…

Мелани так и не поняла тех слов. Разочарование било сильнее кнута в умелых руках палача. Девушка бежала, проклиная себя, судьбу, и то, как с ней поступила жизнь. Она готова была отдать всё, что имела, свою душу, чтобы только добиться мечты, порхающей в недостижимой высоте, с каждым взмахом крыльев всё более удаляющейся от жаждущих её рук.

Остановилась она только неподалёку от местного кладбища, обессилено опершись о холодную железную ограду. Осознание того, что жизнь в очередной раз отвернулась от неё, давило и пригибало к земле. Мелани устала реветь, устала слышать постоянные отказы, она устала жить.

Безразличным взглядом окинула искусно отлитые стальные узоры, опутывающие бетонное заграждение. Извивы рваными спиралями уходили вдоль кладбища, завершая круг, сплетались крепким монолитом, трансформируясь в два языка пламени. Неожиданно ударила мысль о завершении такой ненужной и бесцельной жизни, где она не смогла найти себе места. Как по заказу, рядом оказался грязный осколок стекла. Отдаваясь порыву, девушка полоснула себя по запястью, крича от боли и страха. Небо ответило смехом грома, заглушая опоздавшие сожаления. Алая кровь брызнула на землю, окропляя пожухлую траву. Несколько капель попало и на узоры кладбищенской ограды. Они зашипели, втягиваясь в железо…

Медленно закрывались голубые, как небо, глаза.

Свернувшись калачиком, Мелани отчаянно пыталась удержать сознание, одной рукой останавливая кровь. В этот момент могучая рука оторвала девушку от земли, подняв легко, словно пушинку. Из последних сил удерживаясь на краю беспамятства, она взглянула в заполненные тьмой провалы глаз. Некто огромного роста удерживал её на весу, разглядывая саму сущность, душу, проникая невидимыми пальцами в самые затаённые её уголки.

— А ведь я могу помочь, — эхо от грубого голоса разнеслось далеко окрест, заглушив даже звуки грозы. Он сминал волю, уничтожая её Я. — Могу помочь…