Сергей Дегтярев - Зло (сборник)

Услышав принесённый ветром звук сирен, человек усмехнулся. Провёл рукой с зажатым в ней пистолетом по лбу, утирая выступившую кровь. Через несколько минут, судя по звуку, к дому должны подъехать полицейские машины. Мужчине было всё равно. Ныли укусы, которые он получил ночью, раны сочились кровью. На лужайке перед домом была могила, в изголовье которой воткнут небольшой кинжал — могила его сына…

Почувствовав резкую боль в боку, человек бросил взгляд вниз. Там кожа ходила буграми, под ней словно что-то перекатывалось. Он ещё раз криво усмехнулся, услышав тормоза подъехавших машин и звук захлопываемых дверей. Поднеся к лицу дуло пистолета, мужчина засунул его в рот, и, промедлив лишь секунду, нажал на курок.

Крик прозвучал резко, больно. Без каких-либо предисловий, неожиданно и властно разорвав тишину, заставив её откатиться беспомощно. Тусклая лампочка выхватила из тьмы длинный коридор с рядами одинаковых синих дверей. С лёгким потрескиванием зажёгся настенный светильник. И вновь всё стихло. Тишина попыталась восстановить былой порядок и накрыть мягкими объятиями этаж здания. Но снова раздался крик, надрывный, словно из человека вытаскивали душу, забирали самое сокровенное. На самой высокой ноте звук замер, предательски задрожав, и сорвался вниз, уже хрипя и задыхаясь.

Гулкий топот ног отразился от стен и окончательно добил ещё пытавшуюся завладеть пространством тишину. Раздались громкие голоса, постепенно приближающиеся к коридору. Звук распахнувшейся железной двери слился с новым криком. Вбежавшие санитары бросились от лестничного проёма к одной из палат. Торопливо и суетно они возились с замком, стараясь быстрее набрать код на двери и войти внутрь, где раздавались ритмичные удары, которые сопровождал чавкающий звук. Кто-то не выдержал и выругался, передавая полноту чувств. Из палаты в ответ раздался нечеловеческий хохот.

В следующее мгновение санитарам удалось отворить дверь, и они ворвались в помещение. В углу сжался в комок худощавый юноша с разбитым в кровь лицом. Тело лихорадило, била крупная постоянная дрожь, полосатая одежда была пропитана потом, местами виднелись густые алые пятна. Пациент всхлипывал, хрипел и раскачивался из стороны в сторону, как маятник. Безумный взгляд был направлен сквозь санитаров, словно человек не видел людей в белых халатах.

Вбежавшие люди связали руки, уложили на кровать, поставили юноше укол и вызвали по рации главврача.

В палату зашёл пожилой мужчина в белом распахнутом халате, оглядел помещение, и, цокая языком, приблизился к кровати.

— Очередной припадок, профессор, — обратился к вошедшему мужчине один из санитаров. — Уже третий за две недели. В остальное время больной ведёт себя вполне адекватно…

— Евгений Штольм… — задумчиво протянул профессор, разглядывая пластиковую карту болезни, — переведён из Германии три недели назад. Да, я сам принимал этого больного, помню, помню. С завтрашнего дня занимаюсь им сам.

— Он как будто пытался разбить себе голову, — санитар промывал раны в области черепа. — Мы дали галоперидол с аминазином, Геннадий Михайлович.

— Хорошо, завтра начнём…

Так уж получилось, что я с детства тянулся к клинической психологии, а точнее, к психиатрии. Мне нравилось читать книги, посвящённые этой науке, разбирать отклонения в сознании людей, пытаться понять, что же способствует изменению человеческого сознания. Искривление восприятия, влияющее на поведение человека, поступки, которые нельзя объяснить привычным пониманием мира. Мой отец, известный врач, подогревал моё стремление к изучению психиатрии. Впоследствии я забросил это увлечение и выбрал путь журналиста, хотя, обучаясь в университете, частенько писал статьи о некоторых пациентах, благо для меня всегда был карт-бланш в местной психиатрической больнице, где и работал главным врачом мой отец, профессор Александров.

После окончания университета я решил исколесить Европу. В деньгах нуждаться не приходилось, благодаря отцу, поэтому занимался исключительно любимым делом: брал интервью и искал необычное и необъяснимое везде, где только мог. За пять лет путешествий мало бывал на родине, предпочитая запад с его устоями и нравами. С отцом созванивались постоянно, часто делясь интересными событиями, рассказывая друг другу новости и просто болтая. Однажды он рассказал мне о пациенте, переведённом из Германии, о необычном случае шизофрении. Тогда это не слишком заинтересовало меня — тяга к психиатрии уже практически иссякла, и интерес я проявлял к другим областям. Хотя тут пришлось невольно заинтересоваться, настолько возбуждённо рассказывал старик о больном.