Чарльз Уильямс - Старшие Арканы

Едва ли она помнила, когда именно слово Любовь стало означать для нее самое великое в человеке. То один, то другой случай высвечивал в сознании эту мысль. Однажды незадолго до смерти мать сказала ей: «Люби, Сибил, если осмелишься; если нет, признай это» А как торжественно звучало слово «Любовь» у великих поэтов, особенно когда она в юности читала Данте. Вспомнился и какой-то проповедник в поезде, сунувший ей брошюру: «Люби Господа или попадешь в ад». Только много лет спустя она смогла понять, насколько точна была формулировка. Будущее время стоило бы заменить настоящим: «Либо ты любишь Бога, либо пребываешь в аду». Правда, необходимость слова «Бог» тоже вызывала у нее некоторые сомнения.

По ее мнению, Любовь была вполне самодостаточна. Она все еще пыталась радоваться, когда однажды шла по Кингсуэй и внезапно осознала, что незачем ни пытаться, ни радоваться: надо только оставаться в покое и позволить радоваться самому Божеству, поскольку того требует Его собственная природа. Порой она забывала об этом; ее смертное земное начало время от времени порывалась действовать, приводя ее в смятение и затмевая Его тонкие проявления. Но такое случалось с ней все реже; воля Судьбы, имя которой и есть Любовь, все полнее овладевало ее существом.

Сила Любви вела Сибил и теперь; мысли ее сосредоточились на брате. Она вышла с подъездной аллеи на дорогу и осмотрелась. Едва ли она рассчитывала сразу же увидеть Лотэйра; нет, ее задача заключалась в том, чтобы искать. Ее не удивляло, что она так легко шла сквозь вьюгу, ведь на самом деле шла не Сибил — шла сама Любовь, и не буре заступать ей дорогу. А буря, между тем, разыгралась поистине величественная; Сибил благоговела перед грозной силой стихии. Она мельком подумала, что Лотэйр сейчас вряд ли разделяет ее чувства. Хорошо бы, конечно, суметь показать ему, как прекрасна эта слепая мощь. Тогда бы они могли порадоваться вместе. А если бы к ним присоединились Нэнси, Генри, Аарон Ли, Ральф, и все прочие тоже, было бы совсем замечательно. На миг ей привиделось человечество, ликующее среди всей этой грозной красоты, где радость творения отвечала радости Творца.

Наверное, Лотэйр сбился на развилке, свернув к холмам. Если до перекрестка она не встретит брата, то как же ей быть: идти вперед или тоже повернуть к холмам? Она давно поняла: Любовь требует, чтобы человек сначала сделал все, что в его силах, а потом уже полагался бы на Нее. Любовь может соизволить воспользоваться услугами разума, но лишь в том случае, если он должным образом подготовлен. Поэтому Сибил начала размышлять и тут же споткнулась обо что-то.

«Во всяком случае, это не мой брат, — мелькнула у нее мысль, — но по ощущениям оно мягкое и живое». Она наклонилась, протянула руку, нащупала что-то у ног и подняла повыше. Это оказался довольно большой котенок. Интересно, откуда он взялся? Разве что из дома Аарона Ли. Она грела и гладила несчастное полузамерзшее существо, пока оно не зашевелилось. Тогда Сибил расстегнула пальто и сунула животное за пазуху. Котенок пригрелся и удовлетворенно замурлыкал, а Сибил пошла дальше, улыбаясь при мысли о том, что Лотэйр мог разминуться с ней и сейчас сидит уже дома, в безопасности… Сила, ведущая ее, вполне могла выгнать Сибил из дома только за тем, чтобы не дать замерзнуть котенку. Да будет на все Его воля! Быть может, котенок принадлежал какому-нибудь малышу из деревни, и Сибил проделала пару миль в пургу для того, чтобы они оба были счастливы. «Пожалуй, Лотэйру я едва ли смогла бы объяснить подобную прихоть Провидения», — подумала она.

Метель внезапно прекратилась, когда Сибил уже подходила к перекрестку. Она сразу заметила фигуру, скорчившуюся возле изгороди; снег уже начал заметать ее. Придерживая котенка, Сибил быстро перешла на другую сторону. Среди снежного мельтешения ей почудилась на мгновение высокая фигура, спускавшаяся по белым ступеням реющих снежных хлопьев; едва стопы видения касались призрачных перекладин, как снежинки начинали кружиться вихрем. Перед фигурой разливалось слабое золотистое сияние, хотя снежная пелена не давала пробиться на землю ни единому лучу закатного солнца. От этого сияния чуть искрились снежинки и метались блики на руках, протянутых к жертве. Руки почти касались человека под забором подобно тому, как в Сикстинской капелле рука Господня вечно касается просыпающегося Адама.

Но стоило Сибил приблизиться, и видение исчезло. Еще раз коротко мелькнул золотой перелив и тут же погас в белесом Мраке. Потом она оказалась рядом с человеком, наклонилась, тронула его за плечо и легонько потрясла. Только опустившись на колени, она убедилась, что перед ней был Лотэйр. Без шляпы, без очков, в распахнутом пальто брат сидел под забором, и тяжелые полы хлопали по ветру. Сибил хотела застегнуть пальто, но не нашла ни одной пуговицы. Лотэйр Кенинсби успел посинеть от холода, его трясло. «Как это представительно, — подумала Сибил, — быть попечителем сумасшедшего дома. И как же, мой дорогой, ты похож при этом на ребенка, потерявшегося в лесу. Знаю, знаю, тебе бы подобное сравнение не понравилось. Лотэйр! — позвала она, — Лотэйр, дорогой! Ты меня слышишь?».