Гильермо Торо - Штамм 3. Вечная ночь

Самолеты постигла та же участь.Единственный активный флот был под контролем Стоунхарт, мультинациональной корпорации, контролирующей распределение продовольствия, энергии и военную промышленность. Владыка использовал его для захвата планеты, и флот этот состоял примерно из 7 процентов от самолетов, которые когда-то рассекали мировые небеса.

Серебро было объявлено вне закона и стало торговой валютой, очень желанной и обмениваемой на купоны и продовольственные карточки. За нужное количество можно даже купить себе, или любимому человеку, выход с фермы.

Фермы - вот что, действительно, изменилось в этом новом мире. Это и тот факт, что не стало системы образования. Нет больше учебы, нет чтения, не надо думать.

Загоны и скотобойни укомплектовывались 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Тренированные надзиратели и погонщики скота снабжали стригоев необходимым питанием. Новая классовая система была быстро установлена. Система биологических каст: для стригоев любимая Б-положительная. Любая кровь сгодится, но Б-положительная или дает дополнительную пользу - как разные сорта молока - или сохраняет вкус и качество лучше вне тела и поэтому хороша для упаковки и хранения. Не-Б для рабочих, фермеров, солдат. Б-положительная это Кобе [2] Кобе - город в Японии, славится своей говядиной. - первоклассная говяжья вырезка. Они избаловались, получив преимущества и кормежку. И даже удвоили контроль над Ультра-Фиолетовыми лагерями, чтобы проследить, как там поживает их витамин Д. Каждодневные людские дела, их гормональный баланс, и в конечном итоге их воспроизводство систематически регулировались, чтобы поддерживать спрос.

Вот так и было. Люди ходили на работу, смотрели телевизор, ели свою еду и ложились спать. Но в темноте и тишине они рыдали и ворочались, очень хорошо понимая, что те кого они знают, те кто был рядом - даже те, кто делил с ними постель - могут внезапно пропасть, быть пожранными в бетонном здании ближайшей фермы. И они кусали свои губы и плакали, потому что не было выбора кроме подчинения. Ведь всегда был кто-то( родители, братья, сестры, дети) зависящий от них. Был кто-то дававший им право бояться, благословение трусости.

Кто бы мог подумать, что мы будем оглядываться назад с такой ностальгией в бурные девяностые годы и в начало двухтысячных.Времена суматохи и политической мелочности и финансовых махинаций, которые предшествовали краху мирового порядка … Это была золотая эра в сравнении с тем что есть. Все, чем мы были, потеряно - все социальные классы и порядки наших отцов и дедов - примите это. Мы стали стадом. Мы стали скотом.

Те из нас кто ещё жив, но не присоединился к системе…мы стали ненормальными… Мы паразиты. Стервятники. Охотники.

Мы не можем дать отпор…

КРИК ПРОГРЕМЕЛ на расстоянии, и доктор Эфраим Гудуэдер испуганно проснулся. Он рванулся на диване, оттолкнулся спиной, сел и - одним плавным, неистовым движением - схватив потертую кожаную рукоятку меча торчащую из ножен, на полу с его стороны, рубанул воздух клинком из поющего серебра.

Его боевой клич, хриплый и искаженный, бегущего от своих кошмаров, оборвался. Клинок колыхнулся, неудовлетворенный.

Он был один.

Дом Келли. Её диван. Знакомые вещи.

Комната бывшей жены. Крик был сиреной вдалеке, преобразованной в человеческий вопль его спящим разумом.

Ему опять снился сон. Из огня и очертаний - неопределимое, но смутно человекоподобное - состоящее из ослепительного света. Вспышка. Он был во сне, и эти очертания боролись с ним прямо перед тем как свет поглотил всё. Он всегда просыпался взволнованным и измотанным, как если бы он физически схватился с противником. Сон приходил из ниоткуда. Он мог быть самого обыденного вида - пикник, дорожная пробка, день в офисе - а потом свет будет расти и поглощать все это, и появятся серебристые фигуры.

Он слепо нащупал свою оружейную сумку - модифицированную из сумки для бейсбольных снастей, добытую многими месяцами, раньше с высокой стойки разграбленного магазина Моделс на Флетбуш Авеню.

Он был в Квинсе. Ладно. Ладно. Теперь всё возвращалось к нему - сопровождаемое первой болью стиснутых от похмелья челюстей. Он опять вырубился. Опять нажрался, несмотря на опасность. Эф положил меч назад в свою оружейную сумку, потом повернулся, держа свою голову в руках, как треснувшую хрустальную сферу и осторожно взял сумку с пола. Его волосы были на ощупь странные и проволочные, а голова пульсировала.