Энн Райс - Час ведьмовства

Сквозь выгоревшие атласные абажуры виднелись четки, свешивавшиеся с медных, украшенных гравировкой ламп. Казалось, в этой комнате десятилетиями ничего не менялось. Неподвижно замерли желтые кружевные занавеси, успевшие кое-где истлеть. Они словно ловили в плен бившие в окна солнечные лучи, а вместо них посылали в комнату свой собственный свет – тусклый и мрачный.

На мраморной крышке столика возле кровати стояла шкатулка с драгоценностями. Крышка была откинута, словно внутри лежали дешевые стекляшки, а не настоящие камни. Даже доктор, слабо разбиравшийся в таких вещах, не сомневался в их огромной ценности.

Возле шкатулки стояла фотография дочери-блондинки. А за ней – более старый, выцветший от времени снимок той же девушки: она и в детстве была весьма миленькой. Под снимком было что-то нацарапано. Доктору удалось разобрать лишь часть надписи: «…Школа Пасифик-Хейтс, 1966…»

Едва доктор дотронулся до бархатной обивки шкатулки с драгоценностями, мисс Нэнси резко обернулась и крикнула:

– Доктор, не трогайте там ничего!

– Боже мой, неужели вы думаете, что я вор?

– Вы многого не знаете об этом доме и о своей пациентке. Как вы думаете, доктор, почему здесь поломаны все ставни? Почему они готовы вот-вот сорваться с петель? А почему отвалилась с кирпичей штукатурка? – Мисс Нэнси замотала головой, отчего затряслись ее дряблые щеки и искривился бесцветный рот. – Только позвольте кому-нибудь попытаться починить эти ставни. Или попросите кого-нибудь приставить к стене лестницу и попробовать покрасить этот дом…

– Я не понимаю, о чем вы, – пробормотал доктор.

– Никогда не прикасайтесь к ее камешкам, доктор, вот о чем я говорю. Не трогайте ни в доме, ни вокруг него ни одной вещи, если они не связаны с вашей работой. Взять, например, бассейн. Ведь он весь забит листьями и грязью, но надо же – старые фонтаны по-прежнему действуют. Вы когда-нибудь задумывались об этом? Но только попробуйте закрыть их краны, доктор!

– Но кто…

– Оставьте в покое ее драгоценности, доктор. Вот вам мой совет.

– А что, перемена в окружающей обстановке способна заставить ее заговорить? – в лоб спросил доктор. Терпению его пришел конец, да и перед этой тетушкой он не испытывал такого страха, как перед мисс Карл.

Мисс Нэнси засмеялась.

– Нет, ее это не заставит что-либо сделать, – с презрительной усмешкой ответила она.

Мисс Нэнси с шумом задвинула ящик обратно. Задребезжали стеклянные бусины четок, ударяясь о небольшую статую Иисуса.

– А теперь извините, мне нужно убрать еще и в ванной.

Доктор посмотрел на бородатого Иисуса, указывавшего пальцем на терновый венец вокруг своего сердца.

Быть может, они здесь все не в своем уме? А если он не уберется из этого дома, то, вероятно, и сам лишится рассудка.

Как-то днем, когда доктор находился в столовой один, он вновь увидел то же слово – «Лэшер», – выведенное на покрытом густым слоем пыли столе. Писали как будто кончиком пальца Начертание заглавной буквы было на удивление затейливым. Что же все-таки могло означать это слово? На следующий день надпись исчезла – оказалась стертой вместе с пылью. На его памяти это было первым и последним вторжением в пыльное царство столовой. Серебряный чайный сервиз, стоявший на буфете, давно уже почернел от грязи. Фрески на стенах потускнели, но если бы доктор внимательно вгляделся в них, то увидел бы тот же самый плантаторский дом, что был изображен на картине, висевшей в холле. Долго и внимательно рассматривая люстру, доктор вдруг понял, что ее никогда не переделывали под электричество. Подсвечники по-прежнему сохраняли следы воска. Какой же грустью веяло от всей окружающей обстановки!

Даже ночью, в собственной, вполне современной квартире, выходившей окнами на озеро, доктор не мог избавиться от невеселых мыслей о своей пациентке. Неужели она и спит с открытыми глазами?

– Быть может, это мой долг?.. – вслух произнес доктор.

Но в чем состоит этот долг? Ее врач имел репутацию прекрасного психиатра. Бесполезно оспаривать его диагноз. Бесполезно пытаться провести какой-нибудь дурацкий эксперимент – скажем, вывезти ее за город или принести на террасу приемник. Или… прекратить введение седативных препаратов и посмотреть, к чему это приведет…

Или… снять трубку и связаться с ее дочерью, будущим медиком. «Заставила Элли подписать бумагу…» – вспомнил он. Двадцать четыре года – девочка уже вполне взрослая, чтобы узнать правду о своей матери.