Виктор Точинов - Пятиозерье

С гораздо большим удивлением Света обнаружила — опять же при закрытых глазах, что хваткий и оборотистый водитель тяжело болен. Очень тяжело.

Возможно — смертельно...

Печень?

Наверное, печень, она не разбиралась в анатомии, но ничего, кроме печени, не могло быть там, где Света видела что-то воспаленное, ядовито-желтое — нет, конечно, не желтое, и не видела — ни к зрению, ни к ощутимым им цветам все это не имело отношения, просто мозг пытался оперировать знакомыми понятиями даже в разговоре с собой, и...

Она не понимала ничего.

И, за этим непониманием, доехав, чуть не пропустила самое главное. После двадцатиминутной дороги, когда Света расплачивалась с ним на станции — улыбчивый водитель оказался здоров.

Теперь — абсолютно здоров.

«Мерещится, — неуверенно подумала Света и закрыла глаза. — Если и мерещилось — то сейчас по-другому. Сейчас самым серьезным нарушением в организме парня оставалась легкая, почти незаметная „краснота“ в горле... Не долечил ангину? Повредил слизистую каким-нибудь суррогатом?»

Она открыла глаза. Водитель взял деньги, смотрел по-прежнему с улыбкой. Света всмотрелась — под изучающе-микроскопным взглядом он нервно сглотнул. С трудом? Или показалось? Бред...

Она отпустила стиснутую дверцу, поблагодарила, — «Нива» уехала.

«Я сошла с ума», — билась в мозгу Светы ставшая уже привычной констатация факта. Билась и сталкивалось с другой мыслью, не то чтобы исключающей первую, но несколько меняющей вектор мыслительного процесса... Вторая мысль была: стоило поступать в медицинский...

Издалека задребезжала электричка.

Света пошла к платформе.

10 августа, 08:48, лес между ДОЛ «Варяг» и ДОЛ «Бригантина»

Автомат уткнулся в ту точку, где шея переходит в затылок. Бывалые люди рекомендуют, не делая в подобной ситуации резких движений, попытаться выяснить, что от вас требуется индивиду, начавшему таким образом общение, — а далее действовать по обстановке.

Бледный веснушчатый паренек в буро-желтом, совсем не по сезону, камуфляже, не знал этих немудреных правил поведения в критических ситуациях. Он подпрыгнул и резко обернулся. Вскрикнул:

— Ты чего?!

Димка Осиков по прозвищу Ослик заулыбался. Снова легонько ткнул его пластмассовым автоматным стволом, на этот раз в живот:

— В плен ты попал, вот чего! Клади руки на голову и шагай к штабу. — Он быстрым движением сорвал с груди «бригана» картонку, прочитал надпись. — Шагай, шагай, Федя. В обед будет обмен пленными, променяем тебя на кого-нибудь...

Конопатый Федя без энтузиазма отнесся к перспективе быть на кого-то обменянным. Он, взвешивая шансы, оглядел Димку — ростом и комплекцией они были примерно одинаковы, но «бриган» на вид выглядел постарше; затем кивнул головой и, подняв руки, двинулся по едва заметной тропинке в направлении, указанном стволом автомата.

«Вот вам, — гордо думал Ослик, — будете знать, кто самый крутой рейнджер в этом лесу! Не захотели взять меня в засаду, — и пожалуйста, я в одиночку „языка“ приведу... Этот дебил Дронт вчера грозился, что на игре надерет „бриганам“ задницу, — а сам смылся, и небось дрыхнет где-нибудь под кустом, или дуется с Михой и Укропом в карты...»

Из-за кустов, метрах в пятидесяти по направлению их движения, показались брезентовые крыши штабной и санитарной палаток «Варяга». Федя остановился и автомат Димки снова ткнулся ему в спину.

— Шагай-шагай, пошевеливайся, — прикрикнул Ослик, торопящийся к своему триумфу.

Но пленный уже поворачивался к нему.

— Так вот где ваш штаб... Спасибо, что довел, — сказал он с торжествующей усмешкой. — А то мы полдня бы искали.

Он шагнул вперед, отведя одной рукой в сторону автомат, и сделал резкий выпад другой. Не ударил — просто ухватил торчащий из нагрудного карманчика край картонки, выдернул свой личный знак и, толкнув изо всех сил ствол (Димка едва устоял на ногах), бросился бежать в сторону от штаба.

— Стой, гад! Сто-ой!! — заорал Димка.

Он кричал, не рассчитывая, что беглец остановится: что ему «тра-та-та» в спину из пластиковой игрушки? — но в слабой надежде, что кто-нибудь из своих услышит и прибежит на помощь. Догнать «бригана» Ослик, наверное, еще мог, но скрутить своими силами уже не рассчитывал.

...Больше всего это походило на то чувство растерянной и недоуменной обиды, которое Димка Осиков испытал несколько дней назад, выудив на Чертовом озере огромного карася — таких не ловил даже Степаныч. Ослик представлял, снимая трясущимися руками с крючка рыбину, как он принесет это чудо природы в лагерь, и как будут восхищенно ахать девчонки, и как будут мальчишки завистливо расспрашивать о снасти и насадке... Тут карась-богатырь вышел из прострации, вызванной фактом, что аппетитный на вид червяк оказался с гнусным подвохом, — и решил побороться (карась, не червяк) за жизнь и свободу. Старожил Чертова озера изогнулся упругой дугой, стремительно распрямился, выскользнул из рук Димки и, с блеском исполнив петлю Нестерова, шлепнулся в воду у берега...