Виктор Точинов - Пятиозерье

Странное место... Миры внизу виделись не плывущими в бездонно-черной пустоте шарами — черной пустоты внизу вообще не было.

Загадочный, запутанный лабиринт, который человеческому глазу мог показаться — если бы он, глаз, мог видеть в этих диапазонах — громадным, перекрученным клубком, чудовищной комбинацией бесконечных разноцветных нитей — но ОН смотрел. Не человеческими глазами. Впервые за долгие годы (или секунды, или эпохи — время над Мирами вело себя странно), ОН нашел след, который искал — тонкую, яркую голубую нить, безнадежно и неразрывно перепутанную с десятками и сотнями других — но была она гораздо длиннее и ярче. Концы ее исчезали совсем уже в диких сплетениях, чтобы вынырнуть, сделать ложную петлю и снова пропасть в пульсирующей разноцветной паутине.

Нашел — но для этого пришлось взойти на Пик-над-Мирами — и непростым даже для НЕГО стало восхождение. Много странного и страшного лежало на пути. ОН взошел — не удивляясь странному и не пугаясь страшного — ибо очень велики, хоть и не безграничны, ЕГО силы... Многие считали ЕГО — и ЕЕ тоже — Богами. ОНИ никогда не были ими.

ОНИ не творили Реальность, в которой лежат все известные Миры — но возникли вместе с ней и не могли исчезнуть раньше нее. ИМ возводили храмы и возносили молитвы, считая Богами — ОНИ смеялись над этим, зная, что Творец умер.

ИХ храмы разрушали и повергали статуи в прах, и ставили капища Спасителей, изукрашенные дыбами, и колесами, и шибеницами, и крестами — ибо во всех Мирах пророки, зовущие себя Спасителями, учат смерти, и учат на своем примере, выбирая самую гнусную смерть — ОНИ смеялись и над этим, ибо ОНИ были Жизнь.

Молитвы они не слушали — но каждый мог обратиться к НИМ и получить, что хотел. Или умереть — ибо способный обратиться к Нерожденному и желающий при этом недостойного — мертв.

ОН носил сто имен — и во всех звучала труба. Сто имен носила и она — и звучала в них музыка флейты. ОН был Отец Битв и Пронзающий, и Воины — любимые дети ЕГО, а солдат ОН презирал. ОН раздирал Реальность и убивал чудовищ — ОНА же превращала их в птиц и цветы. ОН любил ЕЕ — хотя и странной любовью...

Лгали жрецы, учащие, что ОНА — Милосердие и Сострадание. ОНА не знала, что это такое. ОНА говорила — тем, кто хотел слушать — что пуста и глупа жалость к страдающим и умирающим — Смерть есть плата за Жизнь. Страшна и бесплодна милость к искалеченным, к воющим и к нищим духом, ползающим по обочинам Жизни, а сострадание плодит страдание. ОНА не Милосердие, ОНА не Сострадание, ОНА — просто Любовь. Лишь Любовь способна превратить смерть в счастье и победу, разогнуть сгорбленных и поднять раздавленных...

ОНА исчезла. Тьму эпох или пару мгновений назад — время не только на Пике-над-Мирами ведет себя по-разному.

ОН стал искать.

И — нашел след, поднявшись на Пик-над-Мирами.

ОН кажется сияющим клубком сжатого, спрессованного в тугой шар света, устремившимся с вершины и пронзившим сверкающий лабиринт...

Мелькание слепящих нитей сменяется безумным калейдоскопом лиц и вещей, все звуки Мира гремят единой какофонией. Полотно времен распускается на пряди, ОН встает на одну. Слившиеся потоки материи замедляются и распадаются на людей и предметы. Появляются звуки — отдельно слышимые.

Короткий вскрик. Яркая вспышка. Треск.

Испуганный голос.

Темнота и тишина.

05 августа, 05:02, ДОЛ [1] ДОЛ — детский оздоровительный лагерь. Так ныне именуют бывшие пионерские лагеря. «Варяг»

Степаныч проснулся рано — он всегда просыпался так.

Узкое окно слабо серело — белые ночи на излете. Часов не было, но Степаныч чувствовал, что рассвет близок.

Встал, оделся, не включая света, — и без того отлично знал, что и где лежит в его комнатенке, а в тусклом мерцании сорокасвечевой лампочки больнично-серые стены раздражали Степаныча сильнее обычного.

На старом шкафу-инвалиде, подпертом кирпичами — шорох. Неясная тень метнулась бесшумным прыжком на кровать, оттуда на пол. Чубайс, огромный кот-диверсант, подошел, потерся об ногу, позволил почесать за ушами — одно из них висело лохмотьями, изуродованное в давней схватке. Замер у двери, готовый — чуть она приоткроется — выстрелить из-под ног рыжей молнией, исчезнуть в предрассветном безмолвии...

Охотился котяра в кустарниках и рощицах, в изобилии оставшихся от леса, когда-то стоявшего здесь, на месте детского лагеря «Варяг», — и в них он был Владыкой Джунглей, Рыжей Смертью-на-мягких-лапах и Грозой Всего Живого. Забредавшие собаки обходили старого задиру десятой дорогой. А два юных натуралиста, привыкшие к городским муркам, попытались превратить Чубайса в тигра при помощи гуаши — но в результате сами приобрели от зеленки причудливо-пятнистую окраску...