Виталий Вавикин - Две жизни для одной мечты

– Извини. Иногда я себя веду как полная дура.

– Да.

– Хочешь, поговорим о чем-нибудь другом?

– О чем?

– Можно о твоих книгах.

– Я не люблю говорить о своих книгах.

– Потому что их не покупают? Считаешь себя неудачником? Это не так. Я надеюсь, что не так. Тем более ты сам сказал, что несколько твоих рассказов уже напечатали.

– А еще я продал вчера ради этого свою душу, – Дуган кисло улыбнулся и поднялся на ноги.

– Куда ты?

– Пойду домой, спать.

– Завтра приедешь?

– Да. Утром.

– Хорошо.

– Спасибо за ужин.

– Не за что. – Микела поднялась, чтобы проводить его до выхода, вернулась к телевизору.

Сериал закончился, аппетит пропал. Она допила свое пиво, достала сигарету из оставленной Дуганом пачки, закурила. Рекламный блок начал казаться бесконечным, и Микела выключила телевизор. Темные окна, тишина, кот – и тот куда-то убежал. «Да что не так с этим парнем?! – гневно подумала Микела, вспоминая закончившийся раньше времени ужин. – То он предлагает мне свою помощь и деньги, то критикует мои картины и психует, стоит только заикнуться о его отце…»

Микела прошла в мастерскую, включила свет. «И что, черт возьми, не так с моими картинами?» Она прищурилась, пытаясь посмотреть на дамбу в лучах заката под другим углом. Ничего. Никакой войны и противостояния.

– Может, мне для этого нужно на голову встать?! – гневно сказала она вслух.

«Или же это у Дугана все перевернуто с ног на голову?» – тут же пришла новая мысль. Микела затушила сигарету и взялась за кисть.

– Хотя дорисовать картину здесь – это была неплохая идея, – призналась она, начиная разводить краску.

Воображение ожило, потянулось прочь от дома, к Миссури, скрытой опустившимися сумерками, и дальше, вверх по течению, к дамбе. Сквозь мрак. Сквозь время. Навстречу закату. В прошлое. В теплый вечерний день. Где не было ничего, кроме желанного пейзажа. И ничто, даже время, не имело власти над тем местом, жившим в воспоминаниях.

Микела осторожно нанесла на холст робкий мазок, затем еще один и еще. Окружавшая тишина пьянила и умиротворяла. «Гармония, Дуган, – подумала Микела. – Я рисую гармонию человека и природы. Жизни и смерти. Будущего и прошлого. Света и тьмы… Гармонию, называющуюся жизнью». Она обернулась, не сомневаясь, что увидит позади Дугана Белфорда и старый пикап его отца, о котором Дуган наотрез отказывается разговаривать.

– В чем же твоя проблема, мальчик? – тихо спросила Микела.

Воображаемый Дуган выбил из пачки сигарету и закурил, притворяясь, что не слышит ее.

– Ты боишься или же ненавидишь? Обвиняешь или испытываешь вину перед ним?

– Просто продолжай рисовать, – сказал воображаемый Дуган. – Продолжай, пока можешь помнить, пока можешь держать это в себе.

– И никакого гнева? – спросила Микела. – Никакой истерики?

– Зачем? Мне нравится твоя картина.

– Картина? – Микела недоверчиво повернулась к мольберту.

Закат и дамба на холсте оживали, искрились сочностью красок и необъятностью жизни. Воды Миссури не были больше монолитом. У них было движение, была своя цель, предназначение. Предназначение появилось у каждой детали на холсте, какой бы крохотной и незначительной она ни была.

– Посмотри, Дуган! – позвала Микела, не веря своим глазам. – Вот что я всегда хотела нарисовать. Это… Это… – слова запутались, потеряв смысл.

Это не было уже картиной. Не было даже частицей ожившего мира, планетой, Вселенной. Это было уже нечто большее. Звезда всех звезд. Жизнь всей жизней. Микела зажмурилась, боясь, что если продолжит смотреть, то лишится рассудка. Что-то теплое и пушистое коснулось ее ног.

– Кыш! – сказала Микела, смутно вспоминая, что находится в мастерской своего дома. Черная кошка мяукнула и встала на задние лапы. – Пошла прочь! Тебе нельзя находиться здесь! – закричала на нее Микела, одновременно ругая себя, что забыла закрыть дверь. – Я сказала, кыш!

Она вышла в гостиную, достала еще бутылку пива, закурила сигарету. Сердце то начинало бешено биться в груди, то замирало, почти останавливаясь. Оставшаяся в мастерской картина звала, притягивала. «Проверь. Посмотри. Это же твой рисунок. Твое творение!» Микела жадно затянулась сигаретой, с трудом унимая дрожь.

«Господи, неужели я действительно сделала нечто подобное?»

Она встала на ноги, села, снова встала и снова села.

«А что если это был мираж? Видение? Что если в мастерской меня ждет всего лишь незаконченный холст, на котором люди видят войну и противостояние, а не гармонию и умиротворение?»