Рэмси Кемпбелл - Черным по белому

Стратт проснулся, весь дрожа. Неоновая вывеска за окном его квартиры, шаблонная, но неумолимая, как зубная боль, слепяще-ярко вспыхивала в ночи каждые пять секунд, и по ней, равно как и по сквознякам, Стратт понял, что на дворе раннее утро. Он снова закрыл глаза, но, хотя веки его отяжелели и пылали огнем, в мыслях по-прежнему царила сумятица. За пределами памяти затаился сон, его разбудивший; Стратт неуютно заерзал на кровати. Отчего-то вспомнился отрывок из книги со вчерашнего вечера: «Адам уже шагнул было к двери, как вдруг ощутил железную хватку Эвана: тот заломил ему руку за спину, повалил на пол…» Стратт открыл глаза, успокоения ради поискал взглядом книжный шкаф; да, вот она, книга, в целости и сохранности, при надежной обложке, аккуратно поставлена в ряд с остальными. Он отлично помнил, как однажды вечером вернулся домой и обнаружил, что «Мисс Роззга, гувернантка старой школы» втиснута в «Префектов и „шлюшек“», просто-таки оседлана ими. Хозяйка объяснила, что, должно быть, ненароком сместила книги, закончив стирать пыль, но Стратт-то знал: она нарочно повредила переплеты — из чистой мстительности. Он купил шкаф с замком, а когда хозяйка попросила ключ, ответил: «Благодарю, но о своих книгах я сам позабочусь». В наши дни друзей завести непросто. Стратт снова закрыл глаза; комната и книжный шкаф, что возрождались в неоновом свете на пять секунд и гибли с той же частотой, наполнили его своей пустотой, напомнили, что до начала следующего семестра еще не одна неделя — не скоро встанет он перед своим первым классом утром спозаранку и добавит: «Ну, теперь вы меня уже знаете» в придачу к своему традиционному вступительному слову: «Как вы со мной, так и я с вами». Рано или поздно всегда находился мальчик, готовый проверить, а так ли это, — тут-то он Стратту и доставался; ему так и представилось туго обтянутое белыми спортивными шортами седалище — до чего ж отрадно с силой пнуть по нему ногой в кроссовке! Стратт расслабился и вскоре заснул — убаюканный эхом топочущих по деревянному полу ног, лихорадочной дрожью шведской стенки, по которой мальчишки карабкались к самому потолку, а он стоял и смотрел снизу вверх…

Часто и тяжело дыша, Стратт сделал утреннюю зарядку — все упражнения, без дураков! — затем залпом выпил фруктовый сок: с него он всегда и начинал, когда хозяйская дочка приносила поднос с завтраком. Мстительно громыхнул стаканом по подносу, стекло треснуло (ничего, скажет, что случайно вышло; он за квартиру платит достаточно, чего б и не доставить себе маленькое удовольствие — за свои-то деньги!).

— Что, к Рождеству небось подготовились — мало не покажется! — промолвила девушка, обводя взглядом комнату.

У Стратта руки чесались ухватить ее за бока да усмирить дерзкую кокетку — чтоб знала, кто тут главный! Но она уже ушла — взметнулись и опали складки юбки, и живот ему свела жаркая судорога предвкушения.

Позже Стратт прогулялся в супермаркет. Из палисадников тут и там доносился зубовный скрежет лопат — это расчищали снег; он затихал — и словно в ответ раздавалось хрусткое поскрипывание снега под ботинками. Стратт вышел из супермаркета с охапкой банок; метко брошенный снежок просвистел у самой его щеки и ударил в окно; по стеклу растеклась полупрозрачная борода — точно сопли под носом у тех мальчишек, на которых чаще всего обрушивалась ярость Стратта: он словно задался целью выбить из них всю эту мерзостность, это уродство. Стратт свирепо заозирался, ища обидчика: ребятенок-семилетка вскочил на трехколесный велосипедик, изготовившись к бегству. Стратт непроизвольно шагнул в его сторону: перебросить бы поганца через колено да отшлепать бы хорошенько! Но на улице было людно, да и мамаша негодника, в широких брюках-слаксах и в косынке поверх бигудей, хлопнула мальчишку по руке:

— Я тебе сто раз говорила, нельзя так делать! Извините, пожалуйста, мне страшно неловко, — крикнула она Стратту.

— Неловко тебе, как же, — прорычал он и поплелся обратно к себе.

Сердце его неистово колотилось в груди. Ему отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь по душам, как он прежде беседовал с понимающим книгопродавцем на окраине Гоутсвуда: тот умер в начале года, и Стратт ощутил себя брошенным на произвол судьбы — во враждебном, затаившем недобром мире. Может, владелец нового магазинчика окажется столь же отзывчив? Стратт от души надеялся, что вчерашнего его провожатого на месте не окажется, — впрочем, даже в противном случае от него наверняка удастся отделаться: книготорговец, имеющий дело с издательством «Алтимейт-пресс», наверняка родная душа и тоже не прочь будет потолковать о том о сем наедине и чтобы никто не мешал.