Уитли Стрибер: Голод

Сара очень хорошо знала, как его возбудить, и он обнаружил, что реагирует на ее ласки более страстно, чем когда бы то ни было. Красота окружающей обстановки, спокойный теплый солнечный свет объединились, побуждая его забыть о кошмаре, неотступно преследовавшем его, забыть хотя бы на несколько минут. Он ласкал ее грудь, ее бедра, искал ее губы своими губами. «Это поможет, – говорил он себе. – Все прекрасно, все нормально, так и должно быть».

Она расстегнула ему рубашку, коснувшись его сосков своими искусными миниатюрными пальцами. Их хрупкость всегда приводила его в восторг, и сейчас он их поцеловал. Почувствовав, как нарастает в нем возбуждение, он направил ее руки к молнии на брюках.

– Да, Том, – сказала она. Теперь она улыбалась. Он прижал ее к себе.

– Мы снова будем свободны, – сказал он, – увидишь.

– О, Том, я надеюсь!

Он вошел в нее. Малейшее движение вызывало жгучее наслаждение. Этого им раньше не хватало. Им следовало больше доверять любви.

Том, закрыв глаза, слышал, как она шепотом повторяет его имя в такт движениям. Голос ее переплетался с гипнотическим жужжанием мухи на потолке. Он уткнулся носом ей за ухо; он прятал лицо в ее волосах, там, где они были мягкими, как кроличий пух.

Сердце защемило от внезапно нахлынувшего чувства – так созерцание прекрасного мучает сердце сладостной болью. Том обнял ее ещё крепче.

Из последних сил Сара сопротивлялась своему голоду. Том лежал на ней в наспех расстегнутой одежде. На лбу блестели капельки пота. Щеки покраснели, словно он долго бежал.

Надежды нет.

Страсть Тома росла. «Я любила его, – вдруг поняла Сара, – как могла бы любить ребенка». Его сексуальная привлекательность за последние несколько дней исчезла без следа.

Он работал и работал, погружаясь в нее. Она ощущала его тепло, его дыхание, вкус соли на его горячей плоти и ждала.

Она прекрасно знала, чего хотела Мириам. И этого она делать не будет. Не смогла бы, даже если бы и хотела. Мириам забыла одну простую вещь. В комнате не было никакого орудия, а значит, нельзя сделать так, чтобы кровь Тома потекла из него.

Она чуть было не позвала Мириам, чтобы та принесла что-нибудь острое. Но теперь-то она знала, она не может сделать это. Ее страдание превратилось в нечто вроде медитации. Она была погружена в нее, когда отблеск света на лице заставил ее открыть глаза.

Мириам стояла у изножья кровати, подняв в руке предмет такой блестящий, что больно было даже смотреть на него.

А Том все трудился; его – человеческие – органы чувств не воспринимали происходящую вокруг него драму.

Мириам приблизилась. Она держала в руке ярко сверкавший... Нож?

Скальпель.

Мириам положила его на прикроватный столик и сразу же ушла.

Сара коснулась пальцами острого лезвия.

– О, Том, Том!

– Сара! Я люблю тебя, люблю тебя! О Господи!

Тело ее сотрясалось от его исступленных движений. Скальпель засверкал в ее руке. Такой легкий, такой надежный.

Его лицо, расплывшееся в любовном жаре, смотрело на нее сверху. Она закрыла глаза, задержала дыхание. «Нет, я не буду, – думала она, повторяя это про себя как рефрен, – нет, нет, нет...»

И медленно, из глубин, всплывало оно - то существо внутри ее.

Этот скальпель принадлежал ему. Он всегда ему принадлежал.

«Нет-нет-нет-нет...»

Он принадлежал ей. Всегда. Она с силой вонзила его в тело.

– С-А-Р-А-А-А!

Она вытащила его и вонзила снова. С легким шуршанием входил он в его плоть, и пурпурное чудо его жизни забило фонтаном, утоляя ее жажду.

Снова жива! Она услышала песню – прекрасную, щемящую, как воспоминание. Кто-то всхлипывал. Всхлипывала она.

Почему? Она была счастлива.

Голова его затряслась, челюсть отпала. Он тяжело навалился на нее, и она, выбравшись из-под него, соскользнула с кровати. Он ужасно трясся, зарывшись в покрывала. Хлестала кровь. Сара коснулась его и, склонясь над ним, заставила его поверить, что она целует его. Она вытянула из него его жизнь.

Она медленно кружилась по комнате, тело ее буквально разрывалось от невыносимого наслаждения. Она раскинула руки в теплом воздухе. Весь мир стал волшебно-золотистым, словно вобравшим в себя всю возможную красоту. Она ощущала и мягкое движение воздуха вокруг своего тела, и ласковое тепло солнца, и таинственное биение жизни в себе.

Она ощущала Тома.

Ощущала его!

Глаза обратились к его мертвому телу. Происходило что-то необычайное. Эмоции, казалось, потоком лились из него: горечь, сожаление, умиротворение.