Кодзи Судзуки - Темные воды

Чего они, однако, не могли уяснить, так это почему мужчина умер, держа труп женщины в объятиях. Не похоже было, что он схватился за него в панике, в отчаянии. Лицо мужчины было безмятежным, на нем не читалось никакого ужаса Что особенно удивило спасательную команду — это большой палец правой руки женщины у мужчины во рту. Как, ради всего святого, может мертвая женщина засунуть палец в рот к мужчине? И все же трупы были обнаружены именно в таком положении.

Мужчина сильно вгрызся в палец, так что челюсти его не удалось разомкнуть, даже когда тела погрузили на патрульную лодку. Когда рот разжали, оказалось, что палец почти откушен. Мужчине попытались сделать искусственное дыхание, думая, что его еще можно вернуть к жизни. Это оказалось бесполезным. Он умер. Если бы они подошли несколькими минутами раньше, его еще можно было бы спасти.

Безмятежное выражение лица мужчины, однако, успокаивающе подействовало на спасателей. Непросто вгрызаться так яростно в чужой палец, сохраняя при том такую безмятежность. Но этот мужчина примирил противоречия.

Мамуки Эноеши сидел, прислонившись к мачте и вытянув ноги. Он небрежно развалился и, казалось, нарочно отвернулся от рубки. Когда установлен главный парус и бом-кливер, так сидеть невозможно: человек, находящийся здесь, мешал бы движению парусов всякий раз, когда судно меняло курс. Однако как раз сейчас небольшая яхта, семи с половиной метров в длину, шла под мотором в Токийский залив. Они двигались между насыпными островами, будто внутри большого залива был создан второй, маленький. Все паруса были спущены. Яхтам запрещалось идти на этом участке под парусами, чтобы не создавать помех маневрированию на участке, где и без того образуются «пробки».

Эноеши предполагал, что супруги Юшиджима, владельцы яхты, собирались использовать это время, чтобы поговорить с ним. У Юшиджимы еще не было опыта, и он не слишком профессионально управлял парусами. Это было видно с первого взгляда. Неспособный предугадать изменения ветра, он, с тревогой на лице, возбужденный, суетился, то спуская, то ставя паруса. Эноеши больше беспокоило состояние Юшиджимы, чем неровный ход яхты, хотя сам он не представлял, удастся ли им благополучно завершить морское плавание.

Именно Юшиджима стоял за рулем в рубке за спиной Эноеши. Когда пришло время включить двигатель в девять лошадиных сил, рулевому сразу показалось, что управлять яхтой не так уж и сложно. Оставляя за собой полоску белой пены, яхта шла сейчас между насыпными островами, служившими волнорезами на Аракаваской переправе. Если обогнуть Морской парк Вакаса и немного подняться вверх по реке Аракава, окажешься на Морском Острове Грез. Снова поверив в свою способность вести судно, Юшиджима самодовольно поставил ногу на скамеечку и принял позу заправского рулевого. Минако, жена Юшиджимы, на палубе не появлялась. Должно быть, она сейчас находилась в салоне в поисках выпивки. Эноеши не страдал из-за отсутствия этой говорливой дамы, он только рад был ненадолго наставшей тишине.

Эноеши посмотрел на часы. Скоро шесть. План короткого плавания заключался в том, чтобы бегло ознакомиться с лагунами Токийского зализа и к вечеру вернуться на Остров Грез.

На западе садилось солнце. Будь это открытое море, они увидели бы сейчас волшебную картину заката, рассеявшего свой свет по бесконечному горизонту. Отсюда вид был почти такой же, как с мыса, но у неопытного рулевого недоставало ни смелости, ни умения выйти в открытое море. На новосозданной земле тянулись в небо строящиеся небоскребы, как будто гигантские побеги бамбука выросли на питательной почве насыпных островов.

Легкий туман начинал обволакивать черные стальные скелеты этих возводимых небоскребов, чьи силуэты выделялись на багряном вечернем небе. Хотя в воскресенье никаких строительных работ не велось, какие-то тяжелые, громовые удары доносились до яхты. Трудно было сказать, откуда именно исходил этот звук, но он лишь усиливал беспокойство Эноеши. Хотя он не мог определить источник своей тревоги, это ничего не меняло. Звуки, отражающиеся от морского дна и доходящие до днища судна, отзывались у Эноеши в кишках.

Высунувшись из дверей салона, Минако указала на нечто, находящееся как раз напротив закатного солнца — на востоке.

— Эй, смотрите! — прокричала она с юным задором.

В этот момент яхта, названная в честь этой женщины «Минако», миновала Морской парк Вакаса. Как только они повернули, показался Диснейленд. Наступил вечер, и там начали зажигать огни. Сияние Диснейленда и свет от отелей на берегу и были той диковиной, на которую Минако своим писклявым голоском приглашала посмотреть мужчин. Ее манера говорить, которая подошла бы маленькой девочке, не была свидетельством младенческой невинности — скорее так проявлялось ее себялюбие, желание подчинить себе других людей. Эноеши в ответ лишь бросил взгляд на берег и сделал вид, что не замечает ее.