– Верни мне его!
– А я тебе говорю, что надо подумать о том, как жить дальше!
– Ты сам-то хоть понимаешь, что ты натворил?!
Андо громко вздохнул, так, чтобы было слышно на том конце провода. Каждый раз повторялся один и тот же бессмысленный, ни к чему не ведущий разговор. Было ясно, что у жены абсолютно расстроены нервы. По-хорошему, так ее давно уже следовало сводить к психиатру – у Андо даже был на примете неплохой психиатр, его давний друг. Но как сказать об этом женщине, у которой отец главврач больницы?
– Я вешаю трубку.
– Конечно, вешай. Давай! Ты всегда уходишь от ответственности.
– Я просто хочу, чтобы ты постаралась забыть обо всем, начать новую жизнь. – Он знал, что нет особого смысла в сотый раз повторять эту фразу, но ничего другого не пришло ему в голову.
Андо решительно повесил трубку. Но еще до того, как трубка коснулась рычага, из наушника раздался дикий вопль:
– Верни мне его! Верни мне Таканори!!
Даже после того как он положил трубку, имя сына продолжало звучать. Вся комната, казалось, наполнилась этим именем. Сам того не замечая, Андо несколько раз повторил вполголоса: «Таканори, Таканори, Таканори...»
Обхватив голову руками, он некоторое время неподвижно лежал на кровати, приняв позу эмбриона. Когда он взглянул на часы, уже было время собираться на работу.
Чтобы больше не отвечать на звонки жены, Андо выдернул штепсель из розетки. Потом подошел к окну – ему захотелось проветрить комнату, освежить застоявшийся за ночь воздух. В тот момент, когда он открыл окно, вороны, которые всегда прилетают со стороны парка Йойоги и сидят на проводах, неожиданно раскаркались. Андо даже вздрогнул от неожиданности – слишком уж близко прозвучали их хриплые крики. Тем не менее он почувствовал, что ему стало немного легче. Это карканье, моментально заполнившее пространство вокруг, помогло заглушить все еще звучавший в его голове отчаянный вопль жены. Птичий крик вытеснил воспоминание о черном морском дне из недавнего сна.
Стояло ясное субботнее утро. Но хорошая погода только расстроила его. Да так, что слезы выступили на глазах. Он высморкался в бумажную салфетку. Кроме него в однокомнатной квартире никого не было. Он снова упал на кровать. Ему так и не удалось сдержать слез, и теперь они медленно струились из-под уголков его век.
Вскоре тихие слезы переросли в рыдания. Обняв подушку, Андо несколько раз сквозь плач звал по имени своего погибшего сына. В таком развинченном состоянии он сам себе был отвратителен. Хорошо еще, что это случалось с ним далеко не каждый день. Но иногда какая-нибудь незначительная деталь неожиданно ввергала его в бездну невыносимых страданий. Последний раз похожий приступ отчаяния произошел с ним пару недель назад.
Хотя промежутки между всхлипами становились все длиннее, неожиданно захлестнувшее его горе не отпускало. Ему было так же больно, как и раньше. Сколько лет будет жить в нем эта боль? Подумав об этом, Андо окончательно пал духом.
Из заложенного между книгами конверта он достал прядь слегка спутавшихся волос. Единственное, что осталось от сына. Маленькая частичка. Когда Андо протянул руку, чтобы вытащить ребенка, подтянуть его к себе, рука лишь едва скользнула по голове мальчика. В пальцах у него осталась только эта прядка. Просто чудо, что волосы эти никуда не делись, пока он метался в отчаянии по морю. Волоски застряли под обручальным кольцом на безымянном пальце... Тело сына так и не нашли. Кремации не было. Поэтому для Андо эта прядь была вместо праха.
Он прижал волоски к щеке и сразу же вспомнил то ощущение, которое всегда испытывал, прикасаясь к мягкой коже сына. Андо закрыл глаза. Образ Таканори с такой ясностью возник перед ним, что казалось, стоит протянуть руку, и мальчика можно будет коснуться...
* * *
Андо уже почистил зубы, но все еще стоял полуголый перед зеркалом. Он подергал себя вправо-влево за подбородок. Проведя языком по зубам, обнаружил в некоторых местах остатки налета. Под подбородком, там, где начинается шея, виднелась не выбритая до конца щетина. Андо поднес бритву к горлу и осторожно сбрил оставшуюся щетину, после чего уставился в зеркало на свое отражение. Он был виден в зеркале по пояс. Андо задрал подбородок и устремил взгляд на вытянутую бледную шею. Повернув бритву в руке, он приставил ее к горлу обратной стороной и медленно провел вниз от шеи через грудь к животу, остановив руку на уровне пупка. Между двумя его сосками вниз до самого живота протянулась тонкая белая линия. Он представил, что бритва – это на самом деле скальпель и что он препарирует самого себя. Андо каждый день вскрывал по несколько трупов, поэтому точно знал, что он найдет в своей грудной клетке: пару розовых легких и небольшое, размером с кулак, зажатое между ними сердце, которое сейчас мерно бьется.
Читать дальше