Виктор Гламаздин - Одна против зомби

Еще никогда я так не блистала остроумием и не была столь обворожительной, как во время этого праздника живота. И была готова не только выступать перед всем российским народом, но и вести его на баррикады. Из всего народа передо мной находился лишь Толик. И поэтому именно на него обрушились все сто процентов силы моей разбушевавшейся харизмы.

Мне даже казалось, будто я раздвоилась. Одна половина меня бессовестно хомячила из тарелок разный хавчик, а другая упивалась собственной крутизной.

И красотой я упивалась тоже. А чего ей не упиваться-то, коли все при мне?

Гибкая фигурка со стройными ножками в ажурных чулках, есть? Есть: фигурка — одна штука, ножке — две штуки.

А прямая спина, у меня есть? Есть! Она у меня прямая, как шпала на железной дороге Москва-Казань, и легко выдерживает тридцатикилограммовую штангу, с которой я раз по 20 приседаю на фитнессе.

А еще у меня имелись в наличии в описываемый момент высокая, но скромная антисиликоновая грудь и изящные музыкальные руки византийской принцессы. О них я, когда не могла найти осоловевшим взглядом салфетницу, с аристократическим шиком вытирала локоны своих иссиня-черных, словно аравийская нефть волос, мило улыбаясь при этом в меру накрашенными губами и обнажая безукоризненные (всего-то четыре кариеса за всю жизнь) белоснежные зубы.

Видимо, моя харизма настолько сильно шарахнула по залу, что из его темных углов к нашему столику стали выползать какие-то опухшие пузаны. Уверена, сестрицы, вы, как и я, терпеть не можете беременных мужиков, особенно на восьмом-девятом месяце беременности.

Нет, я не имею ничего против толстяков. Если хочешь умереть от сердечного приступа или диабетической комы — флаг тебе в руки и скипидар в задницу. Но я терпеть не могу, когда мужики гордятся этим своим уродством. Мол, смотрите, салаги, какой у меня здоровый живот, вам такой наедать еще лет сто понадобится…

Толику тоже не нравились беременные мужики. Поэтому он в весьма вежливой форме, почти не матерясь, посылал пузанов туда, куда положено посылать в таких случаях в соответствии с пятым и седьмым законами Заратустры.

А одного из незванцев отшила я лично (а не надо, когда я голодна, становиться на одну линию между мной и жрачкой). Полностью соответствующим ситуации тоном я закрутила заковыристую словесную байду.

В сокращенном виде суть ее состояла в том, что не стоит брызгать слюнями мне в тарелку. Однако закрутила я эту байду настолько высокопарным и мудреным стилем, что распутать этот змеиный клубок ехидных фраз до конца так и не смогла.

Но и этого оказалось достаточно, чтобы ошарашенный моей речью хмырь отвалил от нашего столика, потрясенно бормоча трехэтажные комплименты в мой адрес.

Вот с этого момента моя память работает намного лучше. И я помню, не только, о чем мы с Толиком беседовали, но и том, чего ела. Не забывая глуповато улыбаться (мужикам это офигенно нравится) и спрашивать о разных приключившихся с собеседником историях (это тоже мужикам офигенно нравится), я лихо орудовала ложкой, вилкой, щипцами, лопаточкой и ножом. Ну и зубами, конечно.

Ноющими от напряжения челюстями я перемалывала жратву.

То была не просто какая-нибудь там «первая стадия употребление пищи, сопровождаемая механической обработкой продуктов в полости рта». О, нет! Это, сестрицы, была фантастическая симфония желудочного тракта со своими прелюдиями и апофеозами в каждой части композиции.

Дрожащими от вожделения и не на шутку разыгравшегося аппетита (это был даже не аппетит, а нечто голодное и безумное, словно у меня в желудке проснулся демон) ручонками, я то поочередно, а то и одновременно отправляла яства в свое ненасытное чрево.

Там мигом исчез слегка отдающий тухлячком салат с крабами, осетриной и икрой.

Вслед за ним отправились в долгое и увлекательное путешествие по кишечному тракту корейка ягненка (как же мне его бедного было жалко — ела со слезами на глазах) с розмарином и куски отдающего мылом мяса из неизвестного мне доселе «морепродукта».

При этом меня совершенно не напугали ни странное блюдо, похожее на залитый горячим шоколадом борщ, ни огромное яйцо (наверное, тиранозавра), фаршированные каким-то переперченным дерьмом, ни дохловатая птичка, с виду похожую на крылатого тушканчика. Съела все!

Слопала даже пережаренный кусок мраморной телятины, макароны по-флотски, почему-то в меню названные «феттучини» и тарелку безвкусной фуагры. Меня даже хватило на десерт, от мороженного которого меня слегка вырвало.