Маша Стрельцова: Мертвая невеста

— Алёна, — глумливо усмехнулась я и вошла в спальню.

О, как она задохнулась от ужаса, увидев меня. Как же отхлынула кровь с ее лица, перекосившегося в гримасе…

— Ты же умерла, — выдавила она, еще пытаясь своим умишком опровергнуть факт, что я — и вдруг тут.

— Умерла, — кивнула я и горечь затопила меня. — А знаешь почему я умерла, ты, тварь ползучая?! Потому что ты у меня его украла! Это я должна была выходить сегодня замуж, понимаешь — я!

— Он сам выбрал, — пискнула она.

— Да мне без разницы, — я уже дошла до кровати, на которой она лежала в ожидании моего любимого и склонилась над ней. — Это несправедливо, понимаешь? Я буду гнить в земле, а вы будете жить-поживать да детей наживать.

— Что ты от меня хочешь? — прошептала она.

Я заглянула в ее глаза, в которых плескался смертельный ужас, и ласково сказала:

— Всего лишь послушать, как бьется твое сердце, — и я отодвинула тонкую ткань ее сорочки, скользя мертвой рукой ниже, к сердцу. Живому сердцу.

Я чувствовала, как стекает с ладони могильный холод на ее кожу. Видела, как закипает ужас в ее глазах, слышала, как она пыталась закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

О, как же мне нравился этот ее ужас, я впитывала его и наслаждалась им, словно изысканным лакомством. Медленно облизнувшись, я приблизила к ней свое лицо, и она не выдержала. Последний всплеск ужаса — и глаза ее закатились, остекленели, напряженное тело резко обмякло.

Всего лишь обморок. Конечно, я бы предпочла ее задушить своими руками. Чтобы она умерла, глядя мне в глаза, хотелось до последней капли выпить весь ее страх, однако я, даже умерев, не стала идиоткой. Мне ни к чему явно насильственная смерть. Милиция, разбирательства, еще ни дай бог до эксгумации дело дойдет. Нет, я хотела тихо всем отомстить и после этого спокойно и комфортно почивать в своей могилке.

В ванной меня поджидала неудача. Аптечка была полна, да только лекарства в ней были слишком безобидны. Нахмурившись, я сунула руку под раковину, ощупала — так и есть! — полиэтиленовый пакетик был приклеен на своем обычном месте. Еще когда я тут жила, то обнаружила, что именно так прячет героин Костя, беспутный брат Андрея.

О своем открытии я никому не сказала, посчитав глупым ссориться с будущим родственником. Порошка оказалось много, примерно с чайную ложку. Неторопливо приготовила раствор, набрала в шприц и спокойно впрыснула его невесте в вену.

— Все, покойся с миром, — пробормотала я и небрежно спихнула так и не очнувшуюся девицу с кровати.

Потушив ночник и сняв платье, я залезла под одеяло. Андрей задерживался. Текли минуты, в полуметре умирала невеста, а я равнодушно глядела в темноту и ждала.

Он явился минут через сорок, может, чуть больше — видать, Светка оторвалась вволю.

— Котеночек мой, ты тут ? — игриво пробасил он с порога.

— Я уже в постели, — прошептала я, скрывая свой голос.

— Умная у меня жена! — похвалил он и принялся лениво раздеваться.

— Свет не включай и быстрей ко мне, — снова шепнула я.

— Сейчас, — невнятно пробормотал он, борясь с застежками. Наконец он молодецки ухнул, запрыгнул ко мне в кровать и руки его жадно зашарили по телу, губы принялись целовать: — Ларуська, ты чего такая холодная? Ну да мы тебя сейчас согреем, сейчас-сейчас… Слушай, а чем это от тебя пахнет?

— Могилой, — сказала я своим обычным голосом.

— А, могилой, — деловито отозвался он. — Ну и шуточки у тебя, Ларуська.

— А я не Ларуська, — прошипела я. — Забыл Алёну?

Он замер. Нетрезвый ум никак не мог сообразить, что случилось. Рука его провела по спине, наткнулась на длинные волосы, и он раздумчиво согласился:

— Точно не Ларуська, у той волосы покороче. А где жена моя?

— Там, — я небрежно спихнула его прямо на девичье безжизненное тело и, протянув руку, включила свет.

Он мигом протрезвел и тонко, по-бабьи завизжал. О, сколько ж в этом крике было неизбывной муки, сколько ж было страдания и ужаса. Изысканнейшее блюдо, которое следовало смаковать, но пришлось концерт прервать — могли услышать.

— Заткнись! — рявкнула я и метнула в него вазу с фруктами.

Он замолчал, но ненадолго. Принялся отплевываться и жалко скулить:

— Господи, и я это целовал, Господи-и… То-то я сразу почуял — мертвечиной пахнет…

Я встала с кровати — и он задохнулся от ужаса.

— Это что? — простонал он, указывая на безобразный шов, что рассекал мое туловище надвое.

— Патологоанатом в морге разрезал меня и вытащил все внутренности, — любезно пояснила я, надвигаясь на него.