Нам, детям, смысл отцовских слов был темен, и мы долго гадали, что же он имел в виду, и кто был тот прекрасный незнакомец с печальным взором, и как мог он считаться хозяином дома, принадлежавшего нашему отцу, старой усадьбы, куда наша семья никогда не ездила, вверив Рэмплинг-гейт заботам дряхлой слепой экономки.
Однако теперь, когда мы снова увидели изображения Рэмплинг-гейта, думать об отцовской ярости было слишком страшно, а о самом доме — слишком волнительно. Я прихватила с собой дневник и рукописи, ибо надеялась, что, быть может, в меланхолической и изысканной атмосфере Рэмплинг-гейта обрету вдохновение, необходимое для очередной истории, которую как раз начала сочинять.
И все же в нашем волнении мне чудилось нечто едва ли не беззаконное. Память вновь воскрешала передо мной незнакомца в черном плаще и алом шерстяном шарфе. Бледное лицо его было как тонкий фарфор. Как странно, что спустя столько лет я вижу его, точно наяву. И, вспомнив ту мимолетную встречу, я внезапно осознала: именно незнакомец стал для меня идеалом мужской красоты, в котором я за все это время ни разу не усомнилась. Мой идеал, а отца он так разгневал… Немудрено, что меня грызла совесть.
Близился вечер, когда ветхая коляска поднялась в гору от железнодорожной станции и мы впервые увидели дом. По розоватому небу плыли облака, окаймленные золотистым сиянием, и последние солнечные лучи расплавленным золотом отливали в верхних окнах дома, играли в мелких стеклах, забранных свинцовыми переплетами.
Какой он огромный! Даже слишком! И величественный! — удивленно прошептала я. — Подумать только, все это теперь наше!
Ричард легонько поцеловал меня в щеку.
Коляска едва тащилась, и у меня возникло жгучее желание спрыгнуть наземь и побежать к дому, чтобы эти башни приблизились и нависли у меня над головой как можно быстрее. Но старая кляча, запряженная в коляску, прибавила шагу.
У массивных входных дверей нас встретила согбенная и слепая экономка, миссис Блессингтон, и ввела в просторный холл, где от наших гулких шагов по мраморным плитам под высоким потолком разлетелось гулкое эхо. Пораженные, притихшие, мы рассматривали длинный дубовый стол, резные стулья и мрачные гобелены, слабо колыхавшиеся на сквозняке. На все это сквозь окна падали пыльные полотнища закатного света.
— Ричард, да это же заколдованный замок! — восторженно воскликнула я.
Миссис Блессингтон рассмеялась и ласково сжала своей высохшей ручкой мою. Она позаботилась о том, чтобы к прибытию молодых хозяев спальни были проветрены и просушены, так что нас встретил гостеприимный огонь, полыхавший в очаге, и прохладная белизна постелей. Сквозь маленькие окна с ромбовидным переплетом открывался великолепный вид на озеро, окруженное могучими дубами, а вдалеке мерцали редкие огоньки деревни.
В тот вечер мы ужинали за массивным дубовым столом, озаренным дрожащим светом свечей, и смеялись, как дети. А потом отправились в игровую, где устроили яростное сражение в настольный бильярд и, боюсь, несколько переусердствовали, угощаясь бренди.
Перед тем как отправиться спать, я поинтересовалась у миссис Блессингтон, взбивавшей подушки, навещал ли кто Рэмплинг-гейт после того, как отец много лет назад уехал отсюда.
— Нет, милочка, — поспешно отозвалась она, — как ваш папенька уехал в Оксфорд, так он больше здесь и не бывал.
— А не появлялся ли после этого некий молодой посетитель? — настаивала я, хотя, по чести сказать, счастье мое казалось столь безоблачным, что нарушать его у меня не было ни малейшей охоты. Мне сразу же полюбилось аскетичное убранство спальни — ни резьбы, ни панелей, ни даже обоев, лишь оштукатуренные стены да начищенная до блеска кровать орехового дерева.
— Молодой посетитель? — переспросила экономка и, на ощупь добравшись до очага, помешала в нем кочергой. — Нет, милочка. А с чего вы подумали, будто такой приезжал?
— Миссис Блессингтон, а историй с привидениями про Рэмплинг-гейт не рассказывают? — неожиданно для самой себя спросила я.
«О ужас, о невыразимый ужас!» — всплыло у меня в памяти отцовское восклицание. Смешно, право, уж не думаю ли я, будто бледный молодой красавец был привидением?
— Нет, что вы, — улыбнулась старушка, — ни одно привидение не осмелится потревожить покой Рэмплинг-гейта.
И потекли мирные дни, без забот и тревог, — прогулки по заросшему, запущенному парку, катание по озеру на маленьком ялике, чаепития под нагретым солнцем стеклянным куполом пустующей оранжереи. А по вечерам мы устраивались в библиотеке у камина и читали.
Читать дальше