Кристофер Барзак
Карта семнадцати лет
Секреты есть у всех. Даже у меня. Мы таскаем их с собой, как контрабанду, всегда под какой-нибудь маскировкой, придуманной нами, чтобы прятать те части самих себя, о которых миру лучше не знать. Я бы писала о том, что думаю, в дневнике, если бы могла поверить, что в него не сунут нос, но в этом доме о неприкосновенности частной собственности никто даже понятия не имеет. Если уж хочешь иметь секреты, придется научиться записывать их в своем сердце. И держать их при себе. Или хотя бы не раскрывать кому попало.
Вот это меня и беспокоит – тот парень, с которым мой брат, похоже, собирается вступить в брак. Кстати, о секретах. Уехал, значит, Томми в Нью-Йорк, в колледж, попросил родителей помогать ему деньгами целых четыре года, а потом, когда закончил колледж лучше всех в группе – по специальности не какой-нибудь там, а «живопись» (которая даже ученой степени не дает, чтобы найти работу и отдать долги, в которые влезли родители, платя за его образование), – приехал домой и сообщил, что он гей. Не успели мы и слова сказать, ни хорошего, ни плохого, как он снова сбежал, и даже трубку не брал, когда мы звонили. А когда он наконец соблаговолил откликнуться, то папа с мамой ничего от него не видели, кроме коротких телефонных звонков и электронных писем с просьбами о материальной помощи.
Пять лет, значит, от него практически ни слуху ни духу, и вот он вдруг объявляется и приводит домой парня по имени Тристан, который играет на фортепиано лучше, чем наша мама, а корову видел только по телевизору. И от нас Томми ожидает, чтобы мы встретили его, как ни в чем не бывало, чтобы, значит, не смущать парнишку, и слова не сказали о том, что четыре года назад он удрал, никого из нас не послушав. Вот такой он человек, Томми Терлекки, мой старший брат, американский художник-сюрреалист-гей, широко прославившийся в узких кругах не своими изображениями сказочных созданий и волшебных видений, а ужасными, карикатурными семейными портретами, на которых мы представлены в самых смехотворных ролях. «Американская готика»: отец с вилами наперевес, мама протягивает к зрителю вязальные спицы и моток шерсти, как будто уговаривая тоже попробовать, я, угрожающе скрестив руки на груди, хмурюсь из-под оборок чепца на Томми, который сидит у моих ног, расстегивая тесный детский костюмчик в стиле позапрошлого века. Что я не люблю в этих картинах, так это то, что он про нас все наврал. На картинах Томми показывает, что на него давит образ жизни его семьи, но Томми сам же нас в эти костюмы нарядил. Он изобразил нас такими, какими он нас видит, а не такими, какие мы есть на самом деле, и в своих картинах театрально выставил напоказ конфликт, который сам же и придумал.
Однако же, если взглянуть на это дело с практической точки зрения, надо сказать, что серией картин «Американская готика» Томми создал себе имя, чего нельзя сказать о том цикле, над которым он сейчас работает, – «Сыны Мелюзины». Эти картины похожи на его ранние работы со сказочными животными, которые искусствовед, отбиравший картины для выставки, посчитал слишком претенциозными по сравнению с «многообещающими абсурдистскими, полными глубокого самоанализа семейными портретами, созданными молодым дарованием из диких степей Огайо». Спасибо тебе, Гугл, что рассказываешь мне о том, что мой братик поделывает. «Сыны Мелюзины» все как на подбор мускулистые красавцы с голой грудью, змеиным хвостом и лицом, как у Тристана. Все они невероятно прекрасны, и все жутко страдают – кого выбросило из воды, кто задыхается в грязных городских переулках, кто высыхает и истекает кровью на пляжах, кто попался на застрявший в щеке рыболовный крючок. Как сказал Томми, показывая нам эти творения, «это новый Христос». Мама с папой, разумеется, покивали: «А-а-а, понятно».
Томми сказал, что хочет повесить свою «Американскую готику» в гостиной. Это выяснилось, когда мы, собравшись впервые за столько лет, сидели и разговаривали, а его друг Тристан вежливо улыбался. Еще мы пытались тактично выведать, что же Томми делал все эти годы, и по мере возможности узнать у Тристана, кто же он-то такой. «Боюсь, что жизнь моя ужасно скучна, – сказал Тристан, когда его спросили, что он делает в городе. – Моя семья, понимаете ли, довольно богата, поэтому я занимаюсь в основном тем, чем захочется в данный момент».
«Обеспеченная семья… Скучная жизнь… Занимаюсь тем, что в голову взбредет в данный момент…» Я просто поверить не могла, что мой брат встречается с этим парнем, а тем более планирует с ним пожениться. Но это ведь Томми, напомнила я себе, и в ту же минуту он сказал: «Мама, папа, если вы не возражаете, мне хотелось бы повесить одну из картин „Американской готики“ здесь, в гостиной. Раз уж мы с Тристаном некоторое время с вами поживем, неплохо нам внести и свой штрих в интерьер».
Читать дальше