Мы провожали его взглядом, пока он не повернул за угол.
– Что он, правда меня послал? – Я не мог прийти в себя от изумления.
– Наверное, опять запил. – Джастин поднялся на ноги. – Ну так что, пойдем в «Снейдс»?
– Почему бы и нет, – согласился я.
* * *
Когда я пришел на игру, прожекторы горели, а трибуны на поле «Пиратов» были уже наполовину заполнены. Среди зрителей были в основном болельщики Таунтона, и они уже начали праздновать победу, горланя и задираясь; их отделили от болельщиков Эдинбурга цепью, но, когда страсти разгорелись, толку от нее было мало. Они всегда приводили больше народа, чем могло поместиться на трибуны, и лишние отправлялись на боковую линию, за скамью «Бойцов». Для них этот матч был все равно что в родном городе. Доска счета была украшена чернобородым пиратом с саблей, и после каждого забитого мяча веселая улыбка на его физиономии сменялась гримасой комичного испуга.
Мы переоделись в закрытом закутке типа бункера на задних рядах трибун, и атмосфера там стояла, как в камере смертников перед расстрелом: парни сидели перед своими шкафчиками с обреченным выражением на лицах. Только Дойль был, похоже, в хорошем настроении – он насвистывал себе под нос, ловко прилаживая наплечники. Его шкафчик был рядом с моим, и, когда я спросил, почему он такой веселый, он подался ко мне и прошептал:
– Я сделал, как ты сказал.
Я офигело уставился на него:
– Чего?
Он осмотрелся по сторонам, проверяя, не подслушивает ли кто, и сказал:
– Я им автобус «починил».
Я сразу представил себе, как Дойль над разбросанными по автостраде телами признается полицейскому: «Я просто сделал все, как Энди сказал». Прижав его спиной к двери шкафа, я спросил, что конкретно он сделал.
– Ну ты, полегче! – Он вырвался, двинув мне локтем в подбородок. – Я им шланг подачи топлива перерезал, понял?
– Тогда они просто вызовут другой автобус.
– Вызвать-то они могут, – сказал Дойль. – Но у всех остальных шины порезаны… как мне говорили. – Он со значением подмигнул. – Расслабься, чувак. Дело в шляпе.
Паранойя у меня сменилась облегчением, и мне сразу полегчало. Мы пошли на разминку. Команда Таунтона еще не приехала, и с трибун доносился беспокойный гул. Пока мы разминались, тренер Татл переговорил с администрацией. Я пробежался, поймал несколько закрученных подач Джастина. Поле под прожекторами было ярко-зеленым, мягкая свежеподстриженная трава пахла свежестью, линии белели ярко и четко – нависший надо мной призрак пятьдесят пятого отступил. Издалека доносилось чириканье наших черлидеров: «Силен и отважен каждый Пират! Пираты Эдинбурга всех победят!»
Татл отослал нас в раздевалку и снова отправился на переговоры с администрацией.
В раздевалке ребята спрашивали друг друга: «Что случилось? Засчитают техническое поражение?» Дойль только улыбался. На лицах игроков засветилась робкая надежда, когда до всех дошло, что мы, возможно, поедем на региональный матч. Но тут вернулся Татл, упер руки в бедра и сказал:
– Они приехали.
И все сдулись.
– Приехали, – уныло повторил он. – И разминаться не хотят. Слышите? Они считают, что победят нас, даже не разогревшись. – Он вгляделся в наши лица. – Докажите, что они неправы.
Похоже, он строил из себя генерала Паттона, пытаясь мотивировать нас несколькими правильно подобранными словами вместо обычной своей проповеди, но эта затея провалилась. Всех словно оглушило – особенно Дойля, и несколько пламенных призывов нам бы как раз не помешали. Молитва перед игрой была особенно истовой. Когда мы выбежали на поле, за свистками болельщиков Таунтона было не слышно ни приветствий Эдинбурга, ни звонких голосков нашей команды поддержки. Таунтонский автобус был припаркован за западными трибунами, и их три капитана ждали посреди поля с рефери. В своих черных формах и шлемах они казались огромными кусками тьмы. Мы с Джейсоном Кумбсом вышли к ним, чтобы бросить монету. Номер пятьдесят пять стоял рядом с квотербеком Таунтона и одним из тех защитников, которые нас сделали в Кресент Крике, восемьдесят седьмым. С прошлого года он, похоже, стал еще страхолюднее.
– Джентльмены, – обратился рефери к капитанам. – Вы гости. Выбирайте первыми, орел или решка.
Он подбросил серебряный доллар, и пятьдесят пятый сказал слабым, хриплым голосом:
– Решка.
– Решка и есть, – подтвердил рефери, подбирая монетку.
– Подача наша, – проскрежетал пятьдесят пятый.
Читать дальше