Array Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник)

– Ха! Да это саламандра! Я их уже целый век не видывал!

– Ах ты темнота, сажа каминная! Ну ты и остолоп! Я такую видел на прошлой неделе в кузнице в Малой Азии.

– Врешь!

– Я достал щипцы – хвать эту тварь за хвост и деру, пока меня в пламени было не разглядеть. Я как раз грел лапы у огня, когда саламандра вылезла из полена наружу!

– Дурень косолапый!

Раздался тяжелый удар, словно палицей по черепу, вой и отрывистый треск, как будто взорвалась череда хлопушек.

Друзья отпрянули от расселины и притаились у поросшего триллиумом и тигровой лилией пригорка.

Ксан схватил фермера за руку:

– Когда я выручу ее, как мне достать ей душу?

Гарленд только головой покачал:

– Про это в энциклопедии ничего нет. В старых сказках говорится, дескать, женись. А еще может крещение подействовать, правда, если только не убьет. Но наверняка, по-моему, никто не знает. Кто бы тебе помог, так это какой-нибудь добряк с лишней душой. Но где такого найдешь?

– Я бы ей отдал половину моей, если бы только знал как… Пойду, спущусь в расщелину. Если не вернусь через три часа…

– Я подожду. Увидишь, в два счета обернешься. Держи. – Фермер пошарил в кармане куртки и вытащил темно-красное яблоко. – Арканзасское наливное из собственного сада, перезимовало в погребе. Бери – вдруг проголодаешься? Могу еще куртку одолжить, хочешь?

Они выехали из дома Ксана в такой спешке, что на нем не было ничего, кроме брюк и потертых башмаков, надетых у двери. Он сунул яблоко в карман:

– Куртка вам нужнее. Что-то мне подсказывает, что там мерзнуть не придется.

Гарленд, подступив к краю ущелья, глядел ему вслед.

Ксан стал спускаться вниз по извилистой расщелине.

– До скорого, – тихо сказал он. Силуэт Гарленда четко вырисовывался в солнечном свете.

Не успел он уловить ответ, как оступился и заскользил вниз. На пути он нащупал несколько трещин, но уцепиться за них не смог. Он подтянул колени к груди и летел вниз по крутому желобу, к тусклому голубому свету, пока не вырвался на воздух и не плюхнулся в огромное озеро. Он сразу вынырнул: у стен подземной пещеры плескалась не вода, а огонь. Огонь пощипывал кожу, теплый, но какой-то нематериальный, как будто горел далеко, отметил про себя Ксан, зачерпнув горстью голубое сияние. Оглядевшись вокруг, он не увидел ни Скага, ни его собеседника.

В центре озера маячил остров – огромный наклонный камень, отражавший свет, как луна. Поверхность волн прорезали, как копья, лучи света; то тут то там под водой или на поверхности виднелись плавающие фигуры. Широко открытыми глазами они смотрели не на него, а куда-то вдаль. Тела были бледными или темными, волосы раскачивались в воде, и фигуры казались странно упрощенными, похожими на гигантских кукл. Наверное, их обкатали, словно гальку, неустанные огненные волны.

Ксан задержался и осмотрел каждую – а вдруг девушка-саламандра всплывет из волн с открытыми медными глазами, превратившимися в плату паромщику за переправу в царство мертвых? Он вытащил одну женщину на мелководье. Медленно-медленно ее глаза задвигались и остановились на его лице. Но он не смог заставить ее отвечать на его вопросы. Глаза ее затуманились, и она снова уснула. У остальных глаза были заколоты сверкающими белыми дротиками, на которых там, где лезвие входило в кожу, играло золотое пламя. Вспоминая, какие чудесные свойства приписывают крови саламандры, он подумал, не горячее ли волны, чем кажутся.

Осмотреть озеро оказалось труднее, чем он думал: его волны напоминали ледниковую морену. Когда они с Гарольдом ездили в Канаду, они карабкались по горам, пытаясь найти исток ледяной реки, но путь оказался длиннее, чем они думали. Старик устал и повернул назад. Скорбь, словно раскаленная белая стрела, пронзила Ксана. Он любил Гарольда и Расса больше, чем кого-либо из тех семей, в которых воспитывался, а теперь оба они умерли – может быть, оба плавают в подземном озере утраченных дней. Что бы он сделал, если бы увидел их лица здесь?

Он с трудом передвигал руки и ноги, ум его блуждал, не в силах ни за что зацепиться. Под лопаткой поселилась жгучая боль. Порывы ветра вздымали волны и выли в далеких закоулках пещеры. Когда замолк последний отголосок эха, она наполнилась глубокой тишиной.

– Боже, – сказал Ксан. Это вырвалось у него, как молитва, да возможно, ею и была.

Путь тянулся, как нить расплавленного стекла. Белый камень в середине озера не становился ближе. Ксан брел вперед, точно во сне, автоматически заглядывая в лица и медленно подгребая, когда пламя становилось слишком глубоким.