Эллис Нир - Страшные истории для девочек Уайльд

Лошадка-качалка в углу комнаты печально моргала всякий раз, когда Изола отводила взгляд; Изола прищурилась, пытаясь поймать игрушку на горячем.

– Устав от жарких споров старших братьев, третий принц, самый спокойный и рассудительный, предпочел не ввязываться в очередную бессмысленную свару и отправился в путь в одиночку. Этот выбор стоил ему жизни: за своей перебранкой братья не услышали, как он звал на помощь, и третьему принцу больше уже никогда не довелось разрешить чей-либо спор.

Спрятанный под розовой рубашкой большой живот матушки По походил на готовый расколоться арбуз. Мама Эдгара трудилась в огороде, осторожно удобряя травы.

– Привет, Изола, – поздоровалась Цветок Лотоса. – Не возражаешь, если… – Она протянула руку, и Изола помогла ей выпрямиться. Матушка По, пошатываясь, встала. Казалось, что неестественно выпячивается не живот, а все остальное тело.

– Что вы выращиваете, миссис П… Ллевеллин? – спросила Изола, едва не назвав садовницу По.

– Помимо ребенка? – Цветок Лотоса улыбнулась и указала на землю. – Вот тут будет базилик, а там – немножко укропа, шалфей и мелисса – о, мелисса. Очень милое название, и как имя ничего… – Ее взор затуманился, и она, переваливаясь, ушла в дом.

Изола еще минуту постояла в саду, охваченная ядовитой паникой. Цветок Лотоса – такая приятная. Эдгару повезло с матерью. Ее огромный живот был красивым, а идеальная семья – полной и цельной. Что с ними станется, если Изола не справится? Что станется с Эдгаром?

Она поднялась в его комнату, где повсюду громоздились холсты, забрызганные темной краской, словно место преступления. Эдгар готовил подборку для экзамена по рисованию, и Изола решила тихо присесть и понаблюдать за тем, как он трет подбородок испачканным в краске пальцем, сосредоточенно глядя на холст.

Изола полистала его блокноты. Уголь, краски, мел и коллажи из бумаги. Разглядев рисунок получше, Изола решила, что Блудница совсем не похожа на Руслану. На самом деле ее лицо казалось уродливым – загадочная изнанка красоты, вроде супермоделей с торчащими ребрами или цветов с ядовитым тягучим нектаром.

Изола задержала взгляд на апокалиптических рисунках. Они больше не казались ей просто плодами воображения: то были настоящие пророчества. Лежа в постели по утрам под неразборчивое успокаивающее бормотание Алехандро, она смотрела на постепенно розовеющее, как кровь больного лейкемией, предрассветное небо и представляла конец света. Пустые дома на пустых улицах. Руины и кислотные дожди. Обезглавленные тюльпаны, сломанные музыкальные инструменты. Ванна, наполняющаяся черной водой; яма – раньше в ней росло дерево, а теперь набиралась сил будущая правящая аристократия преисподней. И в этом ужасном мире горела только одна свеча – свеча в окне единственной выжившей девочки на планете, принцессы мертвого королевства, запертой в башне.

Мама Уайльд смотрела по телевизору постановочное изгнание бесов (авторы программы выдавали его за настоящее). Девочка-панк в черном платье корчилась на голой кровати. Ее лодыжки вращались, словно на шарнирах. Она рвала на себе волосы и закатывала глаза так, что видны были только блестящие белки.

– И как именно это помогает? – с неизменным скепсисом поинтересовалась Изола.

– Они полагают, это что-то вроде гриппа, – объяснила мама, кладя в рот ложку подтаявшего мороженого. – Вроде как нужно хорошенько пропотеть, чтобы выздороветь.

Шли часы, но ни Изола, ни мама Уайльд не ложились спать. Изола ждала какого-то сигнала от мамы, намека на нормальность (ну, хотя бы относительную), но ничего не происходило.

Мама переключила канал на документальный фильм о жестоком обращении с животными. На полу скотобойни хрипели коровы. Все сливалось в единую картину агонии.

– Я знаю, каково тебе, – выдохнула мама, думая, что Изола ее не слышит.

– Тебе становится хуже, – осторожно сказала Изола, изо всех сил пытаясь говорить так, чтобы слова не прозвучали обвинительно.

Явственнее, чем когда-либо прежде, маму окутывала цветная аура, выходящая за пределы тела; ее личность и безумие небрежными мазками цветных мелков прорывались сквозь границы, так что Изола могла бы легко узнать ее в толпе и почувствовать ее присутствие в темноте.