Мила Менка - Чучельник

– Вы сами ответили на свой вопрос, юноша. Что вам известно об оборотнях? Только то, что в детстве ваша полуграмотная нянюшка напевала Вам на ночь? Вы думаете, что зло непременно имеет отвратительную и громоздкую форму? Нет! Нет! Тысячу раз нет!

– Простите нас великодушно, – прервал его гневную тираду Николя. – У нас в полумиле отсюда сломалась коляска. Завязла в грязи. Сторожить её остался мой человек, по моему приказу… у него есть карабин, он искусный стрелок. Что может ему грозить? Эта… тварь боится свинца?

Старик махнул рукой:

– В рассуждениях не вижу никакого смысла. Вы слышали хоть один выстрел? Нет? Так-то.

– Но коляска достаточно далеко, за окном ветер и снег с дождем – можно и не расслышать звук выстрела! – с надеждой предположил Винер.

– Раз так, то чего горевать раньше времени, завтра все узнаете. До утра оставайтесь здесь.

Мы с Винером с благодарностью поклонились старику.

Несмотря на то, что мы так опростоволосились, хозяин не стал пренебрегать правилами гостеприимства, и пригласил нас за стол, запалив масляный светильник. Под рогожей оказался каравай. На столе появился бочонок меда, и небольшие ковшики от братины. В кувшине был хмельной квас, и, выпив его пенную влагу до дна, я почувствовал, как сами собой закрываются глаза, а руки и ноги наливаются чугунной тяжестью. Засыпая, я сожалел о том, что отшельник так мало объяснил нам про оборотней, а ведь эта тема весьма увлекала меня с недавних пор.

Мне снился баварский замок барона С., та самая комната, где я чуть не расстался с жизнью. На стене висит зеркало, в котором, в свою очередь, отражается другая стена, украшенная гербом благородной немецкой фамилии.

Внезапно поверхность зеркала обретает подвижность, словно это не стекло, а зеркальная толща воды, покрытой рябью. Во сне я не чувствую страха, я чудесным образом знаю, что все это всего лишь сон – и сам замок, и все его обитатели давно существуют лишь в моей памяти. Но я почему-то не хочу подходить к зеркалу. Нет, не то, чтобы боюсь, но не хочу. Однако, все же подхожу и вижу в черной пучине зеркала чудовище: это получеловек – полуволк, с огромной головой, с ужасной пастью, из которой валит пар обжигающего дыхания. С толстого, пунцового языка капает кровь вперемежку со слюной. Глаза чудовища – имеют необычный для волка разрез – но это и не человечьи глаза: во взгляде столько ненависти и злобы, что он способен убить на расстоянии. Невольно отпрянув от зеркала, по движению чудовища я понял, что это я сам! Я провел рукой по левой стороне лица – повязки не было, я снова видел двумя глазами! В ужасе я посмотрел на свои ладони, они огрубели и покрылись шерстью. Каждый палец теперь завершался черным, толстым когтем. В отчаянии я закричал – но вместо крика в воздухе повис леденящий сердце вой. Я полоснул ногтями по стене, оставив четыре глубокие отметины на шелковых обоях.

Кто-то тряс меня за плечо. Вокруг было почти светло. Напротив сидел старик – отшельник. Я посмотрел на свои руки, и облегченно вздохнул – шерсть и когти испарились. Старик смотрел на меня насмешливо.

– Доброе утречко, граф. Хорошо-ли почивали?

– Доброе утро… честно сказать, приснился кошмар. – Я попытался улыбнуться. – Что-то я не вижу Николя. Он вышел?

– Я пытался отговорить вашего приятеля, но он ничего не хотел слушать. И Вас будить отказался. Я-то старый, почти не сплю, вот и слушал целую ночь, как Ваш друг не находит себе места – ворочается и ворочается горемычный.…Эй! Погоди, я не успел сказать главного…

– Потом, святой отец, потом! – сказал я, на бегу накидывая плащ – коли буду жив, непременно навещу вас в скором времени, обещаю!

Старик покачал головою и благословил меня, размашисто перекрестив. «Меня зовут отец Михаил» – услышал я уже в сенях.

В лесу уже проснулись первые ранние птахи. На востоке небо совсем посветлело, и было украшено золотыми насечками длинных и тонких облаков. Однако мне было не до красот, все мысли мои занимал Николя, я почти бежал, стремясь догнать его. Дорога, по которой мы вчера ехали, сначала раскисла, а сейчас находилась в цепких руках первых заморозков. Мелкие лужи промерзли насквозь. Вот и поворот, миновав который я увижу щегольскую коляску Винера, и, надеюсь, его самого. Про Афрания я и загадывать боялся.

Моему взору открылась странная картина: коляски не было. Навстречу мне быстрым шагом шел Николя.

– Сбежал, сукин сын! – издалека закричал он мне. – Специально разыграл поломку, стервец! – Николя казался раздосадованным, но одновременно, мне показалось, что он рад.