Владимир Венгловский - Хардкор

Олег закричал. Надо мной с ревом пронеслась стена пламени, и наступила тишина.

Я поднял голову и огляделся. От тумана не осталось и следа – его сдуло огненным ветром. Поляну покрывал обгоревший мох. Сохранились лишь его нижние, пропитанные водой слои. Вокруг поляны стояли объятые тишиной и дымом обугленные деревья. Воняло горелой плотью – приблизительно такой запах бывает, когда осмаливают над огнем курицу, избавляясь от остатков перьев. Кончик ветки во рту Олега тлел, словно зажженная сигарета.

Он опустил руки и посмотрел на меня. Наверное, похожий взгляд был у моего друга в детстве, когда стул опустился на голову Клопа. Чего в нем больше – торжества или растерянности?

– Ты очень опасный человек, – сказал я, поднимаясь на ноги и отряхивая одежду.

– Минутку, – нахмурился Олег и затушил у меня на спине горящую куртку. – Пойдем отсюда скорее. Они могут вернуться.

– Сомневаюсь, – сказал я и окинул взглядом обгоревший лес.

Дорога вела к горизонту, бежала среди леса, но деревья не осмеливались на ней расти, лишь наклоняли ветви, словно в тщетной попытке поймать проходящих путников. Изредка дорогу перебегали пепельно-серые белки и сердито цокали на двух людей, вторгшихся в их лесное царство.

– Далеко еще до Вормса? – спросил Олег, жуя торчащую изо рта травинку.

– Насколько я помню, топать еще около часа, – ответил я.

– Помнишь… Странное ощущение, будто в нас живут сразу две личности – одна настоящая, а другая придуманная. Только уже начинаешь сомневаться, кто из них кто. Вот ты, например, кем будешь? Может, мы вновь познакомимся, осторожно и невзначай, не отдавая контроль над телом виртуальным личностям?

– Можно и познакомиться, – я вырвал травинку у него изо рта и покрутил в пальцах. – Вот это – ого-трава, как говорила моя бабушка. Пожуй еще немного – и отравишься.

– Что – помру? – забеспокоился Олег.

– Да нет. Лишь по ночам будешь подниматься на крыши домов и кричать как филин: «Ого! Ого!»

– Врешь ты все, – усмехнулся мой друг.

– Может, и вру, – я бросил травинку на дорогу. – А может, и нет. Кто скажет, какие из наших воспоминаний правдивые?

Олег подошел к краю дороги, отломал веточку и сунул в рот.

– Хорошо излагаешь, продолжай. Слушай, как чешется, – он вновь поскреб пятерней грудь, где под курткой на коже остались царапины от костяных крючков, которыми было вооружено щупальце. – Так ты был охотником?

– Почему был? Я и есть охотник, Игорь Глаз дракона.

– У тебя такое хорошее зрение?

– Нет, обычное. Просто долгое время носил на шее замерзший глаз ледяного дракона.

– Сам убил животное?

– Да, потому и хвастался его глазом. Знак доблести.

– А я вот животных не убивал. Был советником маркграфа в Формире – маленьком городке далеко южнее. Деньги, экономические преобразования – вот моя стезя. А магия – это так, вроде хобби. Я самоучка.

Я вспомнил подожженный лес, и меня слегка передернуло. Ничего себе самоучка.

– А чего уехал, экономический советник?

– Сжег дом маркграфа. Хорошо еще, что никто не пострадал.

– За что?

– Он на тебя был похож – такая же наглая рожа. Женщин излишне любил. Излишне, потому что не своих. На мою Брунгильду глаз положил, когда я уезжал.

– И что она?

– Брунгильда, она такая… Легковерная.

– В общем, дала?

– Тьфу, – выплюнул он ветку. – Игорь, ты пошляк. Но на сей раз не далек от истины. Застал я их в самый разгар… отношений.

– Отпустил?

– Я же не убийца! Но дом маркграфа горел хорошо. Когда я бежал из города, зарево видно было издали. В Вормс, на край цивилизации, за мной вряд ли сунутся. А ты чего в город-всех-дорог идешь? – перевел он тему разговора.

– Для кого-то это и край цивилизации, а для кого-то самый ее центр. По сравнению с поселениями на обдуваемом всеми ветрами берегу. Чего иду?

Я вспомнил женщин, что издавна обитали во фьордах. Они мазались жиром белых моржей, их лица круглы и непривлекательны, груди обвислые, даже у молодых. То ли дело женщины цивилизованных областей. Одна собирательница трав, Гулльвейг, что искала золотой цветок, приезжала к нам верхом на большой бегающей птице гасторнисе, которая постоянно хотела жрать и поглощала рыбу в невиданных количествах. Женщине я всю ночь рассказывал в своей хижине истории, а птица орала под дверью, требуя еще рыбы. Рассказывал о ледяном драконе, у которого кость и панцирь крепки так, что не пробить копьем, но есть единственное место на лбу между глаз, где кость тонка, и если метко пустить стрелу или бросить копье, то можно добыть такого зверя. Правда, у охотника редко бывает больше одной попытки. Ведь надо, чтобы ледяной дракон бежал прямо на тебя. За ним охотятся настоящие храбрецы. Рассказывал о морозных великанах, чье дыхание светится по ночам на небе. Вел истории о перевале воющих духов. Лишь настоящие безумцы могут пересечь его ночью, когда приходится вбивать в торосы ледоруб, сделанный из лапы ледяного дракона, чтобы тебя не унесло ветром. Когда снежные духи летают возле тебя и от их завывания кровь стынет в жилах. Но зато открывается вид на заледеневший Иггдрасиль.