Андрей Кокоулин: Нормальные люди

— Проходите!

Михаил, улыбаясь, посторонился, вместе с собой отодвигая и Динку, которая как открыла рот, так и забыла его закрыть.

Соседи чуть помедлили и вползли в прихожую, оставив на коврике перед дверью влажный слизистый след. Полупрозрачные грушеподобные фигуры, два ряда щупалец — внизу и на уровне груди, три круглых глаза.

Высокий зеленоватый гость был, видимо, главой семьи. От него сквозь бульканье и вздохи и услышали:

— Приветствовать!

Бледно-синяя его просвечивающая супруга подала Светке клетку, сплетенную из тонких металлических прутиков, в которой копошились какие-то мохнатые белые зверьки.

В подарок, наверное.

— Наше-ваше!

Светка с оторопью приняла клетку.

— Хомячки! — крикнула Динка.

Зверьки от протянутых к ним детских пальчиков тонко заверещали.

Светка побледнела. Михаил перехватил подарок из ее руки, поднял повыше:

— Не сейчас, Дина.

За столом разместились так: зеленоватый глава семьи на стуле, рядом, через угол, Михаил, затем — Светка, напротив нее на диванчике — бледно-синяя супруга, а дети — на дальнем краю.

Ребенок у гостей был красноватый, тихий, щупальцами никуда не лез, сидел чинно.

— Ну что, — сказал Михаил, — мы очень рады!

Как ни непривычно было наблюдать рядом с собой желе, застывшее в человеческое подобие, отвращения он не чувствовал.

А вымыть за гостями они вымоют, подумаешь, слизь!

— Приветствовать, — еще раз прогудел зеленоватый.

На несколько секунд неловкое молчание повисло над столом, потом Динка сказала:

— Сначала едят салат.

И полезла в салатницу с оливье большой ложкой.

Себе бухнула от души, затем, взявшись ухаживать за соседским ребенком, отоварила порцией и его.

— Что ж мы, действительно… — вскочила Светка, наклонилась к соседке: — вам чего положить?

Три глаза мигнули, фиолетовея.

— Можно, да…

Голос у соседки оказался приятный, с бархотцой.

Щупальцем она аккуратно указала на селедку под шубой.

— Вчера, знаете, готовила, — Светка обрадованно приняла от гостьи пустую тарелку. — Там селедочка — ах! И свекла хорошая…

— Ты ешь, ешь, — приговаривала в дальнем конце Динка, показывая мальчишке (ну, наверное, все же мальчишке), как ест сама.

Не выдержал и Михаил.

— Ну а мы с вами, — наклонился он к гостю, — не тяпнем ли по маленькой?

— Согласность, — качнулся зеленоватый глава и протянул щупальце. — Шуаншегишен.

— Михаил.

— Приятность есть.

Они замечательно ели.

Селедка под шубой, оливье, огурцы с помидорами, грибы.

Соседи обходились без ртов, вонзали в себя ложки, и пища плавала прямо в них, потихоньку расщепляясь и тая.

Сначала Михаилу было не по себе, да и Светка смущенно отводила взгляд, а потом ничего, даже пикантным показалось.

У зеленоватого Шуаншегишена, которого Михаил через две минуты уже окрестил Жаном, оказалась весьма необычная манера пить водку, чуть подсаливая. Ну да у каждого свои тараканы, просят солонку, чего б не дать?

— Меру-то знай, — сказала Михаилу Светка.

— Обязательно, — кивнул Михаил.

— Обязательность! — поднял рюмку Жан.

— Великолепно-велико! — бледно-синяя супруга присоединила к рюмке мужа бокал с вином.

Звали ее Тиантику… Тиантаку…

Михаил, в общем, решил звать ее Таней. Иначе же язык сломаешь.

Динка выкладывала на стол перед соседским мальчишкой фрукты и объясняла, заглядывая серьезными глазами:

— Это банан… это вот яблоко… в них много железа…

Мальчишка, густо краснея, несмело касался выложенного щупальцами и переспрашивал:

— Яблоко?

— И представляемо — цера коворра еще меня сабан сатубан!

Михаил и не заметил, как Светка разговорилась с Таней. Общие темы, надо же, нашли. Собственно, а чего удивляться?

Сабан сатубан — кто ж не знает!

— А ведь тутоль в тутоль жили, кайвосо-телим вместе. Нет, церра коворра!

Светка, послушав и покивав, включалась на паузе:

— Да они все такие, подруги так называемые! Сами же, сами перед чужими мужиками юбками метут!

— О, согласность, — горько всплескивала щупальцами Таня.

Внутри нее плыли, уменьшаясь, дольки картофеля и кус только что вынутого из духовки мяса.

— И не говори, — Светка прижала ладонь к груди, — к ним всем сердцем…

— Всем ба-каа…

Зеленоватый Жан прижмурил крайний глаз:

— Евенсин…

Михаил наморщился, соображая.

— А, ну да, женщины! Что с них возьмешь. Все о бабском.

Жан придвинул стул ближе.

— Каймин-катын видеть? Кошмарность! Так втипеть! Щупальца пообрывать! Всем! Я таял, как наши катын-сердан, когда им — раз за разом каймин наставал, раз за разом!