Игорь Алгранов - Никогда не играй в пятнашки

— Биологов. И, наверняка, палеонтологов…

— Всё одно, — отмахнулся Крайнов. — Ну, а дальше как в тупом ужастике. Чего под жарким аравийским солнцем можно было ожидать от горячих исламских парней и, тем более, от этих отогревшихся ископаемых? Ящеры вылупились, быстро подросли и давай откладывать яйца, но почему-то уже другие и, к тому же, тысячами!

— Так-так… Но этого ведь просто не может быть! Второго закона термодинамики ещё никто не отменял! Там ничего не должно было остаться, кроме праха и отпечатков!

— Как видно, может, — Бригадир нахмурился и добавил тихо: — Как бы я хотел, чтобы окружающая меня действительность тоже «не могла быть».

Помолчав секунду, он продолжил:

— Ладно, всё же вернёмся и поговорим о наших «невозможных» баранах. Как я полагаю, ты силой своего неординарного и тренированного ума догадываешься, что там началось?

— Так-так… Из яиц стали вылупляться амиттоморфы… пятнашки?

— И покатилось всё к чертям. Именно так.

— Ископаемые? — профессор задумался, словно тут же начав решать сложнейшую задачу в уме. — Знаешь что, Сергей… Нужно срочно выяснить глубину залегания этих самых каверн и точные координаты, широту и долготу, до секунд, слышишь?

— Да как это сделать-то? — опешил Крайнов.

— Свяжись с южно-африканским центром повторно. И попроси их допросить этого человека с пристрастием. Передай, что эта информация крайне важна, она просто невероятной ценности!

— Бегу! — крикнул на ходу Бригадир, снова подняв вихри в кабинете. — Надеюсь, они там ещё не разбежались по саваннам. Просрали мы Африку, профессор!

Незаурядов медленно опустился в кресло и придвинул к себе листок с последними записями. Некоторое время он просидел, невидящим взором разглядывая записи, затем вдруг скомкал верхний лист и бросил его в урну для бумаг. Планшет на столе пискнул, принимая данные. Профессор взял его в руки и начал внимательно читать полученное сообщение. Спустя минуту, схватив чистый лист и ручку с искусанным колпачком, профессор стал быстрым почерком что-то записывать, иногда замирая, снова и снова перечитывая послание и свои записи и покачивая головой из стороны в сторону. Лишь только однажды он отвлёкся на чтение нового сообщения от Крайнова о том, что команда Белого Волка возвращается с образцами тканей верховода. Прочитав весьма обнадёживающую новость, Незаурядов пробормотал:

— Жду не дождусь, — при этом его брови, шурша, погладили толстую оправу очков. — А ведь здесь получается нечто совершенно фантастическое!..

Когда Зигмунд, наконец, выполз из клятого подземелья через пролом в стене какого-то подвала, было ещё светло. Он не помнил, сколько времени протискивался по узкому щенячьему лазу, наверняка, прокопанному этими мерзкими слизняками или их безмозглыми подопечными. Оглянувшись, он понял, что оказался под этажкой, соседствующей с институтом, за которым в лёгкой дымке проступала гора марка. Схватив с газона ладонью охапку сухих листьев и травы, Зигмунд вытер всем этим грязь с окровавленного лица и выругался.

— Ну что за непруха такая? Это тупые геройские выродки должны были подохнуть, а не моя святая братва! И где теперь всё моё добро, а? Опять, как в начале всей этой лоховской беготни между городов… Это что же, я снова гол как сокол? А?

Дела шли скверно. Он дважды потерял приспешников, его минивэн с тщательно и кропотливо собранным добром тоже был кем-то освоен неизвестно где, в баке морковного пикапа не осталось и капли бензина, до стоянки у марка Патрик еле добрался накатом, благо в том месте проспект шёл чуть под горку. И схрон в самом марке, оставленный им и командой перед бегством из города (в машину всё нажитое не влезало), до которого он так надеялся добраться, теперь, походу, был окончательно потерян. И вот как теперь выбираться из этого стрёмного места? Даже его, Зигмунда, любимый орден, больно коловший грудь, чем держал всегда в полезном нервном тонусе, бесследно канул в подземелье. Нет, конечно, ему стоило быть благодарным тварям, разломавшим основание шахты лифта и устроившим под ней какое-то мягкое вонючее логово, набитое доверху тряпками и матрацами, натащенными из марка. И что лифт застрял где-то наверху. Зигмунд сплюнул, выпрямился и огляделся вокруг. Перспектива всё так же казалась безрадостной. Какой-то поганый грязный сквер, сплошь заросший чахлыми тополями, отвратные зелёные скамейки с облупившейся краской, пыльная куча мусора возле брошенной стройки поодаль, от которой остался покосившийся ржавый стальной каркас. Рядом с этим скелетом громоздилось что-то бесформенное, прикрытое большим строительным тентом, а вокруг по всему скверу были зачем-то расставлены мерзкие резные деревянные фигурки сказочных персонажей на бетонных постаментах вдоль прогулочных дорожек — какая пошлость! Он уже ненавидел всеми внутренностями этот проклятый, бесконечно унылый Ромов. Ни единого повода для веселья, и ночка на носу грядёт бессонная, а он и так уже вдоволь напрыгался.