Иван Быков - Бюро Вечных Услуг

– А разве возможно единение народов без поиска компромиссов, без некоторого упрощения и уподобления? – неожиданно заговорила Зоенька. – Подобно отношениям между мужчиной и женщиной, где гармония возможна только за счет взаимных уступок и неминуемых обоюдных «прогибов». – С целью проиллюстрировать данный тезис, Зоенька встала и прогнулась.

Доцент Индрин на некоторое время потерял дар речи – мощь женского начала способна любого филолога лишить коммуникативных навыков. Но нужно все-таки отдать должное его профессионализму – восстановился доцент достаточно быстро. Через несколько минут, через несколько глотков вина он снова говорил:

– Такая «гармония», милая леди, купленная ценой духовного обезличения всех народов, – гнусный подлог. Никакая гармония и неосуществима вовсе, когда во главу угла ставятся эгоистические материальные интересы. Безусловно, всякая культура производит в пределах социального целого нивелировку индивидуальных различий между членами этого самого социального целого. Но! – И доцент назидательно поднял палец. – При кажущейся анархической пестроте отдельные национальные культуры, сохраняя каждая свое неповторяемое индивидуальное своеобразие, представляют в своей совокупности некоторое непрерывное гармоническое единство целого. Их нельзя синтезировать, отвлекаясь от их индивидуального своеобразия, ибо именно в сосуществовании этих ярко индивидуальных культурно-исторических единиц и заключается основание единства целого.

Глеб Сигурдович перевел дух и постарался подвести черту:

– Главным же, если не единственным в своей неоспоримой роли, хранителем индивидуальных культурных единиц является язык. Но только не застывший, литературный, и уж тем более не язык колониальной экономической экспансии, а живой – диалектный, привязанный к конкретным местам, племенам и родам. Застывший же язык отделяет средства от намерений. Он скрывает ложь. Тот, кто пытается солгать при помощи живых слов, живой речи, выдает себя в жестах, кто лжет на языке жестов – выдает себя интонацией. Тот, кто лжет на койне, способен не выдать себя ничем. Вы знаете, что слова «речь» и «правда» однокоренные в диахроническом аспекте? – В доказательство Индрин процитировал былинный текст:

Нестор вспомнил, что пришел сюда не столько по своей воле, сколько по велению Наставника, а потому решил вернуть собеседника на рельсы любимой темы и задать ключевой вопрос.

– Как продвигается работа над диссертацией? – Но доцент неожиданно сбросил высоту и оборвал крылатый полет.

– Моя работа – лишь еле слышный вздох в этой какофонии белых шумов, застящих сознание, – удрученно поник Индрин.

– Смею вас заверить, Глеб Сигурдович, в этой Вселенной нет неслышных вздохов, – энергично запротестовал Нестор. – И все-таки?

– Закончил, – вздохнул Индрин, но не облегченно, а как-то обреченно. – Вчера, в среду, меня сюда утром транспортировали. Весь день писал. И почти всю ночь – не спалось, только пилось и писалось. Вот, два часа назад поставил точку. Добавил всего три главы. Вернее, одну главу из трех частей.

– Нашли ошибку в прежних рассуждениях? Или открыли какие-то новые перспективы?

– Знаете, мне приснился странный сон. И мне кажется… – доцент Индрин замялся.

– Что Вам кажется? – насторожился Нестор.

– Мне кажется, – продолжил Индрин, – что в этом сне я видел Вас, Нестор Иванович.

– Неужто? Меня? – рассмеялся Нестор. – Ну, я понимаю, если бы Зоеньку…

– Зоеньку я сегодня вижу в первый раз, – отмахнулся Индрин чуть ли не раздраженно. – А вот Вы в моем сне определенно были. Вот только не Вы, а как бы огромный змей. Красный такой, с розовым оттенком.

– Амарантовый, – уточнила Зоенька.

– Но этот змей – как бы были Вы, – продолжил Индрин, не обратив внимания на поправку.

– Я был в Вашем сне розовым змеем? – Нестор не мог унять веселья. – Не розовым слоном, не огненной обезьяной, а именно розовым змеем?

Зоенька прыснула.

– Вы можете смеяться, – сказал Глеб Сигурдович Нестору, на Зоеньку же посмотрел с укоризной, – однако именно Вам я обязан пусть и небольшим, но концептуально важным дополнением к моей работе. Обязан Вам и еще малышу – юному Бахусу. Был там еще Гермес…

– Тоже малыш? – заинтересовался Нестор.

– Нет, Гермес был двухметровый, – серьезно ответил Индрин. – Но Гермес молчал все время. Он был статуей. А вот Бахус болтал. Болтал и пил вино.