Александр Сидоров - Ловец духов

– Я люблю тебя, мой ловец, – вожделенно пролепетала Джонника, и я с омерзением оттолкнул её прочь. Она «споткнулась» о мёртвое тело и, упав, шизофренически громко рассмеялась. Казалось, её идиотическим шалостям на гране безумия не будет конца.

На мгновение поддавшись мимолётному приступу отчаяния, я с надеждой бросил взгляд на Лауру. Та всё ещё сидела, поглаживая окоченевшие пальцы девушки. Казалось, она была совершенно отрешена и полностью поглощена сим, несомненно, в высшей степени «увлекательным» действом, и только по едва заметной, робкой улыбке, намёком на гримасу застывшей на кончиках её губ, я понял, кое-что из моего невольного выплеска эмоций перепало и ей.

Хотим мы того или нет, но призраки, которые неотступно следуют за нами сквозь века на протяжении всей истории существования человечества, питаются энергией чувств, той, которой мы так щедро порою разбрасываемся. Так уж устроен этот скаредный мир, что ничто не может быть истрачено напрасно… Однако зачастую им этого кажется мало. В таком случае призраки неволят несчастных и силком заставляют делиться с ними. Для этого в их арсенале есть множество способов!

Если человек умирает насильственной смертью, то чем более мучительными были последние мгновения его жизни, тем меньше энергии остается душе, дабы воспарить к небесам. Словно воздушные шарики без воздуха, заблудшие души призраков скитаются по земле, пока, со временем, не находят способ восполнить потерю. Но тогда уж лучше бы они вообще никогда не появлялись на этот свет!

Я умею остановить их.

– Он вернётся, – задумчиво произнесла Лаура. – Они всегда возвращаются.

Я знал это наверняка, равно как знал, куда клонит призрак, и потому сказал, чтобы она ни о чем таком даже и не думала.

Когда мы вернулись к пристани, Малыш Эдди уже был там. Возраст этого «малыша» составлял, полагаю, больше тысячи лет или около того, и вне всяких сомнений этот призрак мог принять практически любую форму по своему усмотрению, но ему нравилось оставаться таким, каким он был на момент своей гибели. Дивная сентиментальность, свойственная умудрённым опытом, не так ли?

Малыш вежливо, но дипломатично сухо, приветствовал нас и отошел чуть-чуть в сторону. О нет, он нисколько не боялся меня, скорее просто гнушался. Я вообще не был уверен, что смогу справиться со столь матёрым призраком. К счастью, у нас было соглашение, своего рода паритет. Эдди мог ошиваться в «местах боли» – больницах, питаясь страданиями пациентов и бросовой энергией родственников. Он не спешил, в отличие от других, ибо точно знал, что рано или поздно, так или иначе непременно добьётся своего. Возможно, именно эта основательность сослужила ему хорошую службу на протяжении прошедших веков.

Вне всяких сомнений, я был далеко не первым ловцом духов, с которым Малыш заключил своё соглашение. Это холодило безмерно! Пожалуй, в чём-то я даже боялся его, но всегда ставил в пример другим, подспудно опасаясь, как бы однажды он не догадался обо всём и невзначай не пришёл за мной. Так было и в этот раз.

Эдди взглянул на меня и по-детски добродушно улыбнулся, а потом едва уловимо подмигнул. Он дал понять, что знает всё, о чём я переживаю в данный момент, поэтому мне поспешно пришлось убеждать себя в обратном.

Наивно и глупо, но в противном случае надо было бы что-то решать немедленно, а я не чувствовал в себе сил даже для того, чтобы как следует разозлиться. Всё-таки общество призраков изматывает беспредельно, да и вообще это далеко не самая достойная и жизнеутверждающая компания для утреннего моциона. Впрочем, другой у меня никогда и не было, разве что беспросветно когда-то, в туманном позавчера, где-то на краю воспоминаний или, быть может, только грёз…

– Она не увидела своего тела? – зачем-то спросил Эдди, как будто это действительно хоть сколько-нибудь заботило его. Я окинул призраков ненавидящим взглядом, натужно засопел, но, дабы не дать новой жизни давешнему балагану, так и не ответил.

О да, это он наградил меня этой совершенно бредовой идеей о небесах, куда попадает нежить, если только перед развоплощением жертва не увидит своего мёртвого тела. Я хотел бы верить в благородные сказки былых времён, но совершенно точно знал, да что там знал, чувствовал, понимал, ведал, что распыляю их души в ничто.

Наверняка таким образом он просто потешался надо мной. У меня практически не оставалось сомнений, и однажды я собирался непременно сказать ему об этом, однако Лаура и Джонника постоянно болтались где-то рядом и, верно, превратили бы любой серьёзный разговор в фарс. Я не хотел этого, хотя сам не раз проклинал собственную нерешительность и, чего таить, в итоге всё равно – ограниченность.