Array Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

– Не принято назначение «кастрюля». Уточните запрос.

– Юль, я дома! – поставив пакет с припасами из «Калинки» под вешалкой, прошумел Пётр вглубь квартиры. – Сергей, Лена, что не проходите? В первый раз как будто, – улыбка не сходила с лица генерального. Всё складывалось прекрасно: фирма, которую он вырастил, наконец близка к изначальной цели, красавица и умница жена, ради которой всегда приятно возвращаться домой, Сергей – помощник в делах, добрый советчик и верный союзник – чего ещё желать? Ну разве только по бокалу шампанского.

Долго не готовились. Нарезали фруктов, выставили игристое в ледяном ведёрке и тортик. Не забыли и коньяку, милостиво одобренного к застолью жёнами.

– Ну… За успех! – прозвучал краткий тост от Юли.

– За успех! – поддержала Лена.

– За наших жён! Без вашей поддержки успеха могло и не быть! – поднял рюмку с янтарным напитком Пётр.

Разрывая темноту, уже сгустившуюся в Сколково, из окна на стол упал яркий блик. Пётр резким движением обернулся и нахмурился, затем хмыкнул, поднялся и, не торопясь, направился к окну. За окном, шурша винтами, висела робо-стереокамера, подсвечивая небольшим, но ярким прожектором пространство перед собой. Пётр поднял рюмку в направлении камеры и, коснувшись неприметных клавиш на подоконнике, затемнил окно.

В лаборатории стоял гомон. Суетились младшие, старшие и прочие сотрудники, стараясь не попадаться под ноги генеральному. Это было сложно, потому что он совал нос буквально во всё. Всё уточнял, всё перепроверял. Учёные и инженеры злились, украдкой вертя у виска указательным пальцем, но благоразумно помалкивали.

– Пётр Андреич, может быть, передумаете? – продолжал беспокоиться Алфёров. При подчинённых он всегда обращался к нему на «вы» или по имени-отчеству.

– Нет. Да тут и обсуждать нечего! Первый прототип должен быть запрограммирован именно мной. Понимаю, что трудились мы… вы… В общем, все потрудились на славу. Но всё же эта фирма, этот, – он указал на опутанного проводами и пока ещё лишённого внешней оболочки робота, – андроид – моё детище. И первые шаги он сделает, и первые слова скажет, запрограммированный мной. Программатор проверили? Отлично. Когда уже можно? – обратился он к начальнику лаборатории.

– Всё готово, Пётр Андреевич, – ответил начлаб, передавая генеральному матово-чёрный шлем с волочащимся позади оптическим шлейфом. – Начнём, как только скажете.

Пётр принял шлем, и ладони его тут же вспотели. Одиннадцать лет работы, планы, ожидания, провалы, успехи, снова провалы и снова успехи. «Определённо, первый будет программироваться только мной», – он повторял эти слова про себя, как мантру, пытаясь изгнать взявшееся невесть откуда беспокойство. Поймав себя на мысли, что руки и колени предательски дрожат в то время, как на него обращены взгляды сотрудников и пары стереокамер, он сделал несколько твёрдых шагов к креслу и плюхнулся в него. Отступать некуда. Нерешительность и беспокойство на лице спрятались за темнотой шлема нейропрограмматора.

В динамиках, встроенных в шлем, раздался лёгкий щелчок, а затем голос начальника лаборатории:

– Генер… Прошу прощения. Пётр Андреевич, мы готовы. На встроенных в шлем программатора экранах будут показаны специально отобранные сцены. Каждая будет длиться недолго – секунды. Этого времени достаточно, чтобы у вас сформировалась реакция на увиденное. Общие данные о событии и ваша реакция на него будут переданы позитронному мозгу андроида. Он усвоит событие. Если нет, то пошлёт запрос на повтор через систему обратной связи. И тогда…

– Михаил Евдокимович, – прервал начлаба генеральный, – инструкцию к этому нейропрограмматору написал лично я. Начинайте.

Начлаб сделал неопределённый жест рукой, описав ею в воздухе замысловатую фигуру. Его глаза удивлённо уставились на самовольную конечность, и та сразу остановилась, затем сняла очки с вспотевшего вдруг лица. Другая рука выхватила платок из кармана и промокнула им большой лоб. После секундной нерешительности очки были возвращены на место, и освободившаяся рука коснулась сенсорной панели.

Перед глазами Симонова поплыли первые изображения. Сначала элементарные – основные цвета. Чёрный – пустота, белый – чистота, красный – сила, зелёный – покой. На примитивные базовые понятия ушла пара сеансов программирования по одному за день. Затем радуга сменилась простыми вещами: вода – свежесть, небо – глубина, река – умиротворение. Дальше шли всё более сложные картинки, порождающие всё более сложные реакции, но, к удивлению Симонова, позитронный мозг легко проглотил не только такие сложные понятия, как семья, личность, бесконечность, но и такие, которые вызывали противоречивые реакции: общество, экономика, политика.