Когда же учеба Петра подошла к концу, и нужно было выбирать себе жизненный путь, он решил посоветоваться по этому поводу с Варфоломеичем. Обычно они собирались у него дома, и дымили своими колбами и пробирками почти до утра, переводя экспериментальные продукты. Сам учитель химии бы человеком глубоко пожилым и малость чокнутым. Над такими обычно подсмеиваются и крутят пальцем у виска. Однако, это ничуть не смущало ни его, ни его преданного ученика. В тот вечер Петр поднялся по лестнице на пятый этаж, позвонил в дверь. Никто не открыл. Позвонил еще. И еще. Тишина. Ключ у него, конечно, был, но он еще ни разу им не пользовался. Не было необходимости. Кажется, это тот самый случай. Осторожно открыв дверь ключом, Петр вошел в коридор. В комнате горел свет. То, что он увидел, повергло его в шок. Обычно химик работал на высоком стуле, склонившись над колбами и реактивами. Варфоломеич сидел на стуле, голова его лежала на столе между колбами и горелкой.
«Как только не сгорел», – только и подумал Петр, но, подойдя ближе, все понял. Варфоломеич умер. Причем, не просто умер. Видимо, он почувствовал себя плохо и вместо того, чтобы дотянуться до лежащего рядом лекарства, он успел накропать на листе бумаги: «Петя, дружок, ничего не получается… брось ты нашу затею, Живи… как все». Петр стоял, как будто пораженный громом. Как же так? Наши с ним планы были такими радужными, и, казалось, еще немного, и осуществятся! И тут… такое. А еще и эта записка! Что же делать? Петр автоматически сунул записку в карман и, как в тумане, вышел из квартиры.
Неделю он почти ничего не ел, лежал, глядя немигающим взглядом в серый потолок.
Мать с замиранием сердца смотрела на него. После того, как он ей все рассказал, она понимала, как же ему сейчас непросто. Рушилась его мечта, а он должен был понять, что делать дальше. Ему нужен тайм-аут. Милый мой ребенок, как же я тебя понимаю. Она задумалась. Но ненадолго. Мозг ее работал быстро и рационально. Решено. Она зашла в комнату Петра, положила его голову себе на колени.
– Тебе нужно отдохнуть, мой мальчик. Развеяться, куда-нибудь съездить. Туда, где тепло, где всегда голубое небо, лазурное море и легкий бриз щекочет лицо.
Петр внезапно представил себе все это. Глаза его засверкали.
– Мам, я готов. Но… как?
– Не переживай, и не ломай себе голову. Я все устрою. В конце концов, зачем нам нужен твой отец? Нюхать его табачный дым и слышать храп по ночам? Пусть позаботится теперь и о тебе. Благо, живем не бедно.
В результате, после долгих советов, поисков и колебаний, Петр решился лететь на Мыс Доброй Надежды. Подальше от людей, где можно подумать, прийти в себя, что-то решить по поводу будущего. Утром, перед полетом, Петр с матерью, как всегда, сидели за завтраком и обсуждали свои сны.
– Ты знаешь, мне сегодня приснился какой-то очень необычный сон, – Петр задумался и посмотрел в потолок. – Это был Варфоломеич. По крайней мере, мне так показалось. Он был, почему-то в шинели, без головного убора, его всего колотило от холода и зуб не попадал на зуб. Он еле мог говорить, но, все же, как мне кажется, я смог понять, что он сказал.
– И что же? – с любопытством спросила мать.
– По-моему, он сказал, что скоро я найду свою судьбу.
– Это плохой знак, – как обычно отреагировала мать. – Что такое судьба? Судьба – это, чаще всего, смерть, а ты летишь в такие далекие края, что сердце мое уже разрывается на части!
– Брось, мама, у тебя все сны плохие, какой бы из них я тебе не пересказывал, – вспылил Петр.
Лицо ее вытянулось от удивления. Никогда еще почти за 20 лет ее сын, ее любимый сын не говорил, и даже не намекал, что она может быть не права.
– Ну правда, мам, вспомни. Что бы я тебе не рассказывал, ты всегда говоришь, что это дурной знак и нужно остерегаться. Остерегаться чего? Кого? Мне уже надоело всего бояться и ожидать удара из-за угла! Давай-ка закончим этот разговор, мне еще нужно собираться. – он встал из-за стола и направился в свою комнату.
Слезы подкатили к горлу матери. Вот и дождалась! Дождалась мать, что сын ее упрекает, обвиняет в том, что она его пугает! Да когда такое было? Я же хочу ему только добра, моему сыночке, моей кровиночке, моему родненькому! Значит, что-то поломалось в их отношениях. То-то еще будет, когда он вернется? Господи! Страшно-то как! Она тихо заплакала.
Кейптаун встретил Петра облачной погодой. Несмотря на конец сентября, погода оставалась теплой, ветер дул южный, нежно обдувая лицо. Отель Петра находился на самой окраине Кейптауна, справа о виднелась огромная необычная гора – Тейбл, что значит, Столовая. Смешно. Наверное, потому что верхушки у нее не было вовсе, как будто, великан отрезал ее, как краюху хлеба. Теперь там, наверху, наверное, танцплощадка, – подумал Петр. Ну ничего, как-нибудь, поднимусь, разведаю. Сам отель был маленький, человек на двадцать, не больше. Хозяин встретил его радушно, проводил в небольшую, но уютную комнату, окна и балкон из которой выходил на море. Боже, какая красота! Белые кучерявые волны с шумом подкрадывались к берегу, и тут заканчивали свое существование, растворяясь в белоснежном песке. Чайки с криками летали у берега, высматривая свою добычу. Какая красота! Петр никогда не был на море, и то, что он увидел, заворожило его до такой степени, что он стоял неподвижно с рюкзаком на балконе, и все не мог оторвать взор от этой сумасшедшей красоты природы. Этим можно любоваться и восхищаться вечно! Наскоро разобрав вещи, он буквально вылетел к океану. Как же приятно было бежать по ослепительно белому нежному песку, ловя ртом влажный морской воздух! Запах моря буквально одурманил его. Людей на пляже практически не было. Петр разделся до плавок и с криком кинулся в теплые воды океана. Какое блаженство! Он кувыркался, плыл, бежал и катался на волнах, как сумасшедший. Радость и щенячий восторг захватили всю его душу, он был счастлив, захлебываясь этим новым для него чудом. Все осталось позади – и фобии, и потери, и переживания, и страхи! Ничего не существовало, кроме него и этой замечательной природы!
Читать дальше