Алекс Коста - Прилив. Книга 1. «РУТ»

Что я наделала!? – внизу резануло от страха и отчаяния.

– Рут, твои коленки! – Эрик хотел потрогать (сама только сейчас увидела, что идет кровь) – Надо обработать, я принесу…

– Оставь ты… – оттолкнула его, – Что с… с…

Не смогла в слух произнести «ребенок». Третье слово, после «прилив» и «пустота», которое застревало внутри, в горле, в животе, где-то, еще ниже. Как клубок колючей проволоки, застревало, ранило, затягиваясь, не давая распутать. И она говорила себе «нет-нет, даже не произноси это».

– С ребенком? – спросил Эрик.

– Да… кретин! С малышом! Что с ним?

– Рут, это же… это не…

Неумело взял маленькое тельце, согнул вытянутые ножки, они издали неприятное механическое «кря-у-сс».

– Хмм… заржавел, наверное. Отдадим Эндрю, он починит.

– Починит?

– Конечно, починит! Ты же знаешь Эндрю! Все получится! – Эрик поднял большой палец вверх, в своем любимом жесте, улыбнулся полуулыбкой.

Недавно он упал с пальмы. Невысоко, но неудачно, правой стороной челюсти прямо на, зарытый в песке, кокос. Стиву пришлось удалить сразу пять зубов, чтобы избежать нагноения.

Так бы Эрик подошел для рекламы Лорена. Светлые волосы с благородным «дождем» седины, правильные черты лица, поджарый, загорелый… эталон плейбоя среднего возраста. Мужественен, но не мужиковат. Выглядящий еще молодым, но не юнец. Зрелый, одним словом. Самую малость, «кьют»! Что делает его еще более харизматичным. Понявшим жизнь, как она есть.

Попробовать все и выбрать лучшее.

Ральф Лорен.

Заимствовано, зато точное попадание в целевую аудиторию.

– Я отдам Энди, он сделает. Механический, наверное… – Эрик сжимал и сжимал ножки с неприятным «кру-у-м-сс-с». – Все получится!

– Прекрати, Эрик! Прекрати! Слышишь! Механический?

Каждый раз, она с трудом возвращалась от вспышек воспоминаний. Так и не привыкнув к этим неожиданным вспышкам прошлого. Прошлое!? Прошлого них больше не было. И оно было повсюду. По-другому, ни она, ни еще кто-то в «Гамках Энди», не смог научиться жить.

– Механический… он – механический!?

Когда оцепенение спало, смогла поплакать по-настоящему. По поводу механического малыша с почти выцветшими, когда-то, голубыми, глазами. Не понятно, сколько лет он болтался в этих клейких водорослях. Поплакать по поводу себя, ободранных коленок, которые уже начали саднить. И, даже поплакать по поводу половинчатой улыбки Эрика и того, что польский еврей больше не делает поло на английский манер.

Эрик плакал вместе с ней, между всхлипываниями, повторяя «все получится».

Она прижимала к себе механического малыша, сама прижалась к Эрику, правой щекой ощущая, что качество материала поло от Ральф Лорена, наконец-то приблизилось к Лакост.

Пятьдесят стирок?

Почти Лакост!

Ральф Лорен

Такой слоган подошел бы. Понравилось бы прижимистым юристам, дантистам и прочим говнюкам, которые хотели выглядеть английскими аристократами, никогда не портящимися, как вино в замковых погребах.

– Эрик, я не хочу механического малыша. Я хочу настоящего.

– Рут, ты знаешь, что… Энди починит. Ты знаешь… сейчас есть механический.

– Сейчас? Сейчас ничего нет.

– Он тоже хороший. Смотри! – он опять согнул ножки, издававшие «кр-я-у-м-сс-с».

– Да, пошел ты!

Они еще немного поплакали. Но, конечно, далеко не выплакав все, пошли к лагерю. У каждого было много дел. Важных и не очень. У нее – прополоть и полить рукколу и корнеплоды (оба вида растения любили сочетание сильной влажности и сухости, не понятно, почему). Эрика ждал настил и, конечно же, тысяча мелких обязанностей в мастерской Энди «разбери это, упорядочи то». Со стороны, когда они там что-то делали, напоминали двух хромых муравьев. Муравейника давно нет, а они таскают разрозненные остатки, пытаясь с ними что-то сделать.

Со стороны пляжа, можно было видеть, как две фигуры ныряли и всплывали, преодолевая песчаные дюны.

Эрик обнимал Рут, в другой руке, держа ручку механического малыша. Тот висел, как мартышка, держась одной лапой за ветку.

От сильного полуденного солнца, его внутренности начали просыхать, его механическое сердце вот-вот должно было начать биться.

– Так, что у нас сегодня!?

Все киносеансы обычно начинал Фрэнк.

Унесенные ветром… Голубая лагуна… Изгой-изгой! Нет, давайте, что-то повеселее! – участники «киносеанса» не особо спешили выбрать фильм. Все, что помнили, было давно уже рассказано, детали уточнены, оспорены, сюжеты разбиты на отельные эпизоды. Много-много раз, вечер за вечером.