Владимир Васильев - Страшный суд над богом и дьяволом

– Дело не в том, когда преисподняя – в прошлом, в будущем или в вечности. Отсеките мелочи. Преисподняя в пространстве и она не иллюзорна, – подтвердил Жак Ренар, появившись рядом с инкубом.

– Я… не вас… хотел… видеть… – простонал Роман.

– Какое значение имеет оболочка? – Ренар недовольно щелкнул пальцами и принял свой истинный облик. – Зачем я вам понадобился? Вы ведь знали, что ваш отказ приведет ко мне.

Женщина заорала под парой существ.

– Не… кричите… игнорируйте… тогда… не так… больно, – процедил Роман.

– Кого вы учите, Монтеков? – улыбнулся Асмодей.

– Мучителей… выживанию… милосердие, – прохрипел Роман. – Неестественное… вымученное… милосердие… противное разуму и сердцу. Но… иначе… я стану вашим…

– Милосердие – игра! – щелкнул пальцами Асмодей. – Все игра, как бы вы к ней не относились! Купюру номиналом в жизнь вкладывают и разменивают. Глупо ее жечь, не потратив. Не будьте столь убийственно серьезны, сыграйте!

– Купюры номиналом в жизнь изначально разного достоинства. Я хочу играть с вами… не со слугами, – пробормотал Монтеков.

– Ах, вот зачем вам такой страшный эпизод. Не во имя опыта, а во имя гордыни. Нет, Роман. Не заигрывайте с дьяволом, ему не до вас. Вы ему не нравитесь, не тем что недовольны им, а тем, что пытаетесь ему уподобиться. Интеллект, поступки и власть вам не помогут. Вы родились человеком, да еще продолжаете им оставаться. Итак, я даю вам три секунды. Вакуум боли или вакуум слов? Просто слов…

– Не… умею. Не… против, хотя… противно. Но… не умею.

– Будьте собой. Но сыграйте. Отгородится нечем, убежать некуда.

– На «зеро», – скривился Роман.

– Нет, на черное. Оно точно выиграет. Я – ваша гарантия.

– И на «зеро»…

– Мудруете, Монтеков. Правильно делаете. Можете заодно и на красное. Главное, не забудьте поставить на черное.

– На черное! – взвыл Роман.

Существо в черной шкуре взревело. Женщина вновь завизжала. Рыжеватое существо впилось ей в горло.

Инкуб выволок Монтекова из ямы. Боль Романа утихла.

– Если девушка меня не слушается, то так ей и надо, – отряхнулся от грязи Монтеков. – Что дальше, Асмодей Адамович?

– Работайте, Роман. Именно труд сделал из человека обезьяну в шкуре! – Князь инкубата вновь щелкнул пальцами.

***

Планета Земля, Россия, Москва.

Роман ощутил себя на кожаном диване. Потряс головой. Белая, как в морге, стена, возвышалась над ним. Прохладное, скудное и безжизненное помещение логически увенчивалось дубовым столом, безликой девицей и анонимной дверью.

– Я в тюрьме или в сумасшедшем доме? – спросил Монтеков.

– Вы в офисе! – процедила девица.

– Гибрид лучше целого, – сказал Роман. – Чей же это офис?

– Что вы придуриваетесь! – вспылила девушка. – Прямо по типу наказание какое-то. Что вы из себя строите? Вы кто такой?

– Наверное, для вас – я изобретатель межпланетного портала.

– Какой вы изобретатель! – девушка залилась искусственным смехом. – У вас по типу мания величия просто. Вы – старший аналитик, и все!

– Кто же тогда изобретатель?

– Изобретатель – это тот, кого им назначили!

– И кого же назначили?

– Правильно Мишка мне говорил – вы псих. Вы что, не знаете, что у нас нет должности изобретателя?

– Кто такой Мишка? – Монтеков задал наименее алогичный из всех возможных вопросов.

– Отстаньте! Русским языком вам как бы сказала – господин Тинин освободится через полчаса! Все, не приставайте, я по типу занята!

Девушка углубилась в пасьянс «Косынка», периодически проверяя сообщения на сайте знакомств.

«По крайней мере», – подумал Роман. – «Я знаю того, кого жду. Правда, не знаю, зачем, но в процессе выясню».

Роман уже имел неудовольствие работать с Сергеем Сергеевичем Тининым. Главбух «Бета-банка» легализовывал распил бюджета по приказу своего руководства. Но однажды Тинина подвела чрезмерная исполнительность. Бюджет был намного больше обычного, и настолько вспух, что его заметили сверху. Руководство господина Тинина решило, что главбуха дешевле сдать, чем делиться. Тинин, уверенный в своей защищенности, помноженной на безнаказанность, лишь самодовольно хмыкнул в лицо аудиторской комиссии. На всякий случай он попросил свою сестру, занимавшую солидный пост в налоговой инспекции, подстраховать любимого брата. Но половые связи победили родственные узы. Любовник сестры Тинина был подчиненным Сергея Сергеевича, и ночами страстно мечтал самоудовлетворяться соблазнительным бюджетом, а не рутинно жить с опостылевшей зарплатой. В результате Тинина посадили на восемь лет. Потом эти восемь лет фантастическим образом превратились в двенадцать. Но через год двенадцать лет неожиданно усохли до пяти. С приходом к власти великого сына России, то бишь Александра Призонова, мужественный диссидент Тинин, посаженный исключительно по идеологическим соображениям фашистского лилипутинского режима, был амнистирован. Обошлось это Сергею Сергеевичу недешево. Письмо в поддержку несправедливо осужденного, больного на все органы, да еще и с семилетним сыном, оставленным на целых два года без отцовской ласки (и очень этим обрадованным) было подписано тридцатью тысячами человек, по пять евро за подпись. Заказные статьи, а также пара теле– и радиосюжетов – еще сто пятьдесят тысяч. Еще по сто пятьдесят взяли на троих прокуратура, МВД и ФСБ. В общем, Тинин вышел на свободу с большой жаждой деятельности во благо Отечества. Практически без паузы он сжег партбилет «Единой России» и вступил в «Счастливую Россию». Партия решила направить Сергея Сергеевича на трудный и ответственный участок. С кабинетом, подчиненными и бюджетом, разумеется.