– Ты говоришь как я?
– А как я должен говорить? Я многого не знаю. Но ведь ты расскажешь мне? Скажи, кто они?
Брат указал рукой на погибших астронавтов.
Я кратко ответил ему. Затем, открыв дверцу отсека доп. оборудования, достал бельё и предложил одеться. Наблюдая за его движениями, я заметил, что одевался он так, будто совершал эту процедуру многократно. Я невольно улыбнулся и тут же осёк себя. Радость в окружении мёртвых товарищей была неуместна.
Послышались призывные голоса дикарей.
– Они зовут нас. Всё готово.
Мои брови опять поползли вверх.
– Ты понимаешь их язык?
– Конечно, я один из них.
– Но…
– Да, представь себе!
Брат улыбнулся и направился к шлюзу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
С верхней площадки трапа я увидел, что дикари уже вырыли небольшую аккуратную яму невдалеке от капсулы. Возле ямы была навалена горка земли. Её необычный цвет поразил меня и даже отвлёк внимание от ритуала предстоящего погребения. С минуту я разглядывал лазурно-фиолетовые каменистые образования.
– Они спрашивают, что им делать дальше, – шепнул на ухо брат, возвращая меня к происходящему.
– Ответь им, пусть помогут здесь.
Брат махнул дикарям рукой, приглашая подойти к капсуле.
Мы аккуратно выпутывали мёртвые тела астронавтов из всклокоченной аппаратурной дыбы и спускали по трапу вниз. Дикари принимали тела и несли к яме. Когда всех четверых героев перенесли к последнему пристанищу, я попросил брата перевести мои прощальные слова:
– Прощайте, Орланд, Геометр, Степан и Полладий. Пусть фиолетовый мрак Урии станет вашим вечным космическим домом. Клянусь, если мне удастся вернуться на Землю, я расскажу о вашем подвиге. И люди поставят в вашу память обелиск Славы…
Брат, насколько хватало сообразительности, переводил, вернее, толковал мою речь. Я видел, как он страдает от непонимания большинства сказанных мною слов. Тем не менее его голос взволнованно вторил моим словам, а четвёрка дикарей одобрительно кивала головами.
Мы бережно опустили тела на дно ямы. Дикари принялись деревянными скребками забрасывать посверкивавшие в сполохах закатного неба серебристые скафандры астронавтов. Вскоре ямы не стало. Я попросил принести валявшиеся неподалёку сухие ветви старого упавшего от ветра дерева и сделал из двух наиболее толстых ветвей крест. Установив крест в рыхлую твердь каменистого фиолета, я тихо произнёс: «Пусть Урия будет вам пухом, друзья. Простите меня, окаянного, что остался жив и не погиб вместе с вами. Бог для чего-то разделил нас. Прощайте».
– Могут ли они идти в деревню? Уже поздно, – обратился ко мне брат.
– Поблагодари их и пусть уходят, – ответил я.
Дикари ушли, а мы вернулись в капсулу. Следовало первый раз за долгий урийский день хоть что-нибудь перекусить. Я достал провиант, разлил в две пластиковые чарки красное сухое вино и протянул одну из них брату. Его лицо изобразило беспокойную гримасу непонимания.
– Пей, это можно, – улыбнулся я и отпил первым.
Мы начали трапезу. Мой молчаливый собеседник с удивлением разглядывал тюбики с разнообразными яствами. Заморская еда с каждой новой тубой ему нравилась всё больше, и он за вечер отменно опустошил драгоценные запасы экспедиции.
– Э-э, да тебя не прокормишь! – улыбнулся я, приходя в лёгкое расположение духа после трёх-четырёх выпитых чарок.
– Слушай, брат! – Мне захотелось придать словам оттенок торжественности. – Моё имя Ромул. А тебя я назову… Рэм! Ты только представь: Ромул и Рэм – основатели Рима! Рим? Э-э, потом, про Рим я тебе расскажу потом, это долго. Ты согласен?
– Согласен, конечно, согласен, – задумчиво, растягивая слова, произнёс Рэм (он пил наравне со мной, причём первый раз в жизни!). – А скажи, брат, в твоём племени все имеют такие красивые сверкающие одежды, как ты и твои погибшие друзья?
– Идём!
Я взял Рэма за руку и вывел на верхнюю площадку трапа. Огромные лиловые звёзды царствовали в чёрном фиолете неба.
– Где-то там, за большими звёздами, есть крохотная звёздочка с названием Солнце. А среди множества планет, которые, как комарики на болоте, кружат вокруг неё, есть и моя планета…
– Что значат твои слова «комарики на болоте»?
Пересказывая Рэму историю Земли, я невольно анализировал его реакцию. Оказалось, что фундаментальные знания он воспринимал легко, и мне не приходилось пускаться в бессмысленные и дотошные разъяснения. Но тонкости земной жизни, которые я извлекал скорее из глубины своего житейского подсознания, вызывали у Рэма вопросы, на которые он сразу же стремился получить ответ.
Читать дальше