Андрей Мансуров - Цена предательства

Так делалось всегда: чтоб в случае, если на участке после обхода всё же что-то останется необнаруженным, и неразбомбленным, как излучатели, убившие его последнего «свинобойца», и сработает, нанеся урон людям, знать: кто недоглядел. И кого наказать.

Хотя все знали – человек, обследующий участок, не виноват, если чего-то не выявил. Виновата техника, и вечно отстающая от врага, наука. Не знакомая с применёнными врагом в очередной раз новыми технологиями и приёмами. Которые земные учёные ещё не освоили, так как ещё не сталкивалась… (Порочный замкнутый круг.)

Поэтому и наказание часто бывало формальным: ну, разжалуют, ну лишат премии на Рождество, или увольнительных на год… Ерунда.

А вот то, что иногда на таких «недоработанных» участках гибли люди – не ерунда.

И Михаил, как и любой ветеран, знал, каким тяжким бременем это ложится на совесть человека, допустившего промашку. Суицид у десантников, несмотря на все «тесты, выявляющие неуравновешенность психики» – не редкость. За время службы он столкнулся с тремя повешениями, двумя выстрелами в голову, и одним случаем вскрытия вен в ванне. А около десяти человек просто спятили, и помещены до конца жизни в лечебницу.

Потому что поставить сломленного человека ни на одну должность ни один руководитель, даже гражданских Служб, не решится.

Поэтому подотчётный квадратный километр он обходил не торопясь, нарочно погромче топая, и иногда даже топчась и подпрыгивая на одном месте: вдруг – поможет? Обычно не помогало. В наушнике послышался голос О,Салливана:

– Господин сержант, сэр. У меня начался ветер. И дождь. Ветер сбивает с ног. Дождь – это вообще – н е что! Первые капли даже принял за градины – очень крупные, и по шлему бьют сильно. И потемнело – будь здоров! Я… Сел.

Михаил и сам видел, что на северную сторону их сектора-квадрата, где и находился напарник, обрушился первый удар стихии: небо там превратилось в сине-чёрное марево, и туман, который он наивно посчитал водяной пылью, на самом деле оказался состоящим из почти стены воды. Другие десантники подтвердили приём. Кто-то пошутил, что наконец Доннер, (известный своей нелюбовью к воде, но плававший, тем не менее, как барракуда) наконец промоется нормально, другие спрашивали, догадался ли он захватить мыло и ли шампунь… Всё – как всегда, когда люди, ощущая, что кроме природы им ничто не угрожает, могут чуть расслабиться.

Но вот накрыло и Михаила. Он удивился: порывы ветра буквально сбивали с ног!

Пришлось тоже «встать на якорь»: плюхнуться на пятую точку, и вбить в землю чёртова лужка с цветочками рукоятку альпенштока поглубже. И держаться за неё.

По приказу сержанта сели все. Метеорологи сказали МакКратчену, что грозовой фронт очень узкий, и основной удар стихии пройдёт быстро.

Михаил, поёрзав, решил подстраховаться: велел полужёсткому каркасу комбеза зафиксировать положение тела. Порядок. Есть на что опереться: мышцы спины теперь отдохнут от тяжести того, что приходится таскать для «вящей боеготовности и обороноспособности». Мышцы непримянули благодарно начать расслабляться – их-то не беспокоят моральные соображения, и терзания хозяина.

Он попробовал «абстрагироваться» от воя и шипения стихии, и даже закрыл глаза. Откинул голову на мягкую губку подголовья костюма…

Зря он это сделал.

Банг-з-ш-ш-ш!.. Крак-к-к!!! Ф-ф-ф!..

– «Внимание! Нарушена герметизация отсека! Повреждения основного корпуса ремонту не подлежат! Экстренная эвакуация! Всем срочно покинуть корабль! Внимание!..» – голос чёртова аварийного транслятора становился всё тише, и наконец заткнулся на полуслове – сдох, очевидно, повреждённый аккумулятор. Главный комп вообще не включился в общую сеть: значит – его блок выбило сразу. Шипение воздуха стихло: вышел весь!

Это Михаил осознал, уже оказавшись в десятках метров снаружи этого самого «не подлежащего ремонту» наружного, многократно и надёжно бронированного корпуса, вращаясь, и отлетая всё дальше. Чуть в стороне он заметил и остальных: отблёскивая, словно конфетти из алюминиевой плёнки, они, как и он, разлетались в разные стороны от эсминца! Точнее – бывшего эсминца. Дыру в корпусе даже неудобно было назвать дырой: корабль попросту раскололо, разворотило изнутри – будто взорвался орех!..

Не иначе – опять гирридиевая мина!

Хорошо, что на всех, как и положено в бою, скафандры высшей защиты!

Однако целыми казались не все: скафандр Сбоева выглядел не то – помятым, не то – сморщившимся… Да и не может человек выгнуться вот так, под нелепым углом, назад!