Роман Ударцев - Пластиковый век. Сборник рассказов

Конечно, город получился небольшой. Ну что же поделать – действительно талантливых и гениальных людей, мыслящих свободно и без рабской психологии у нас мало. Единицы, среди серой массы. И все же на город нас собралось.

Вчера выгнали последнего, какого-то сантехника. Он еще имел наглость покрутить пальцем у виска напоследок. Без высшего образования, а корчит из себя… Но всё, теперь заживем.

Утром зашел за круассанами и кофе. Встретил светлолицего борца с москалями, вместе покричали «слава украине – героям слава», а потом я послушал красивый украинский гимн. Инесса, что продает круассаны и кофе, а также ведет свой блог «Ногтики и борьба с тоталитаризмом», налила мне «эспрессо», а свободолюбивому украинцу «американо». Вполне приятельски улыбнулись друг другу, но не больше. Мы теперь, свободные от убогих «совков» обязательно станем нетрадиционным большинством, а с феминистками будем только друзьями, которые вместе ненавидят белых шовинистов.

Я даже посмотрел с нетрадиционной целью на борца с москалями, но у того было слишком объемное брюхо. Видимо, он давно не делал фотосессию в спортзале. Тоже можно понять человека – с утра до ночи он борется с Московией в интернете и по телевизору.

Хотел было уходить, но круассаны оказались черствыми. Сурово, а удовлетворять прихоти клиентов и означает быть настоящим продвинутым европейцем, попенял Инессе. Та извинилась и пояснила, что толстую бабищу, что пекла пирожки и кондитерские изделия тоже выгнали. Еще бы, эта колхозница даже Булгакова не читала, а также гордилась дедом, что убивал несчастных немцев в Берлине сорок пятого года.

Конечно, таким в нашем городе не место. Как можно гордится такими предками? Он небось немок насиловал, лишь изредка прерываясь, чтобы убить какого-нибудь «лесного брата» или бандеровца.

Домой пришлось идти в обход. На улице святого Солженицына прорвало канализацию. Конечно, в этом виноват СССР, специально сделали канализацию так, чтобы ее хватило лишь на тридцать лет.

Но у нас город социально активных людей, и никто не остался в стороне. Приехал певец-винодел и спел песню о тоталитарном прошлом. Режиссер европейской ориентации, тут же устроил перфоманс, правда от результатов его перфоманса лишь добавилось вони, но кучки он раскладывал очень творчески, в виде пятиконечной звезды. Как объяснил творец в конце своего представления, это должно символизировать наше отношение к коммунизму. Все ему аплодировали и поддерживали.

Известный своей любовью к Вятским лесам, американским лобстерам и донатам, оппозиционер, собрал митинг, где пообещал каждому резиновую уточку и миллион долларов, если его выберут президентом в прошедшем году.

Помитинговав до обеда, я все-таки пошел домой. Круассаны и кофе были съедены еще во время представления. Почему-то никто не привез пиццу на заказ. Менеджер пиццерии пояснил, что мог бы и сам отвезти, за дополнительную плату, но не знает, как снять упаковку с колбасы и чем порезать сыр. Я всеми силами старался войти в положение менеджера, ведь не для того он пять лет учился в университете, но хотелось есть. В холодильнике я нашел кусок контрабандного пармезана и банку оливок.

Свет вырубился около полуночи. Я вспомнил, как отец, тот еще ватник, проверял пробки. Пощелкал кнопочками в щитке, но света не было вообще в городе.

Айфон еще работал, и я почитал оппозиционные, правильные сайты. Все склонялись к мысли, что США и Европа нам поможет. Ведь не могут же они бросить на произвол судьбы тех, кто всеми силами тащил неумытую Россию в стан цивилизованных народов.

Утром, несмотря на резолюцию Совета Европы и поддержку сената США, свет в городе все-равно не появился. Мало того, самым подлым образом, не удивлюсь, если к этому приложили руки кадыровцы, исчезла вода в кране.

В магазине творилось черти-что. Владелец заломил безумные цены за продукты не требующие приготовления. Печенье стоило дороже муки в пять тысяч раз. Брали. Ну нельзя же ограничивать свободу рынка, право слово. Ухватив в давке два пакета сухариков и пачку крекеров, я вышел из магазина задумчивый.

Нехорошие мысли зарождались в моей голове. Можно сказать, что совковые. От этого становилось страшно: а что если мы, креативные и прекрасные, нуждались в пролетариях больше, чем они в нас?

Продекламировал Бродского. Не помогло. Крекеры утихомирили голод, но что будет дальше? Конечно, я был готов страдать за общеевропейское дело, за демократию и права человека, но не на голодный желудок и в цивилизованных условиях. А зима? От этого я вздрогнул. Как сделать куртку, я представлял слабо. Да и зачем мне это было, если они, куртки, все время есть в магазине.