Павел Амнуэль - Тривселенная

– Да, такой же, как все духовные деятели, – согласился Аркадий, – только говорим мы о разных вещах. Он молился.

– Ну и что? – спросил Виктор.

– Истинно так! – сказал Чухновский. – Истинно так. А что мне оставалось делать?

– Вам – ничего, – кивнул Аркадий и пояснил Виктору. – Видишь ли, по его мнению, ему не нужен был какой-то там луч. Он попросту обратился к Богу с просьбой наказать этого… э… нечестивца. Я уж не знаю, в каких выражениях…

– И Бог, естественно, наказал, – насмешливо сказал Виктор. – С помощью теплового луча, направленного из комнаты в синагоге.

– Тепловой луч мог сжечь кожу, – согласился Аркадий. – Но восстановить ее? И еще – как ты тогда объяснишь предсмертные ощущения Подольского? Геометрия – да, но физика? В лаборатории попросту нет никаких генераторов, способных…

– Это нужно было проверить, – резко сказал Виктор, – и я надеялся, что ты это сделал, как только обнаружил зеркало.

– Естественно, я это сделал, – обиженно сказал Аркадий. – Ничего там нет. И не было. Послушай, Виктор, ты сам привел сюда Чухновского, так пусть он скажет то, что хочет, а потом сделаем свои выводы.

– Свой вывод я уже сделал, – пожал плечами Виктор. – С тобой, Аркадий, мы все обсудим в офисе… Ну хорошо, давайте послушаем.

Раввин бросил на Аркадия благодарный взгляд, а Подольский чуть отодвинулся на своем стуле. Чухновский закрыл глаза и начал, раскачиваясь, произносить какие-то слова. «Барух ата адонай, – услышал Аркадий, – элохейну мелех аолам»…

– Господи, – вздохнул Виктор, но Аркадий сделал предупреждающий жест, и Хрусталев лишь возвел очи горе и сложил руки на груди.

Чухновский молился около минуты, произнес «амен», перестал раскачиваться и сказал:

– Запишите: Подольский заслуживал наказания, потому что посягнул на прерогативу Творца.

– Так и запишем, – любезно согласился Виктор, и Аркадий недовольно поморщился. Лучше бы Виктору помолчать, иногда он – из лучших побуждений, конечно, – всеми силами мешает расследованию. У Аркадия была своя версия, и молитва Чухновского ее не нарушала, не нужно Виктору суетиться, но ведь начальству не прикажешь, можно только посмотреть осуждающе…

– Я уже говорил вот… Аркадию Валентиновичу, что Подольский начал ходить в синагогу семь лет назад, – продолжал раввин. – Как-то он подошел ко мне и сказал, что хочет посоветоваться. Я не мог отказать, это очевидно. Он сказал, что разговор должен остаться между нами. Я ответил, что умею хранить молчание. И тогда Генрих Натанович рассказал о целях своей научной деятельности. Это был странный разговор. Я понял, что в глубине души Подольский оставался атеистом, его вера была лишь попыткой что-то понять в собственной душе. Творец для него – лишь некий символ, обращаясь к которому он пытался углубить свои сугубо атеистические представления о человеке и его сути. Вы понимаете?

– Нет, – сказал Виктор, и Аркадий опять ощутил глухое раздражение. Если Хрусталев своими репликами заставит Чухновского замолчать – а это вполне может произойти, – тайну смерти Подольского они никогда не раскроют.

– Нет? Ну…

– Продолжайте, – кивнул Аркадий. – О чем вы говорили с Подольским тогда и о чем – впоследствии?

– И тогда, и впоследствии – об одном и том же. О душе человеческой. О том, сколько у каждого человека может быть духовных сущностей. Его интересовало, как религия – ясно, речь шла только об иудаизме – относится к возможности замены души у конкретного человека. Сначала речь шла о… как бы это сказать… спонтанном явлении, что ли. Вдруг вы теряете свою душу и приобретаете чужую. Становитесь другим человеком? Или остаетесь собой, но только изменяете прежним целям и принципам?

– В христианстве, – пояснил Подольский, впервые перебив раввина, – это называется одержимостью дьяволом. Но в иудаизме нет такого понятия – Дьявола не существует по определению.

– Совершенно верно, – сказал Чухновский. – Сначала я не понимал истинной цели таких разговоров. Я думал, что Генрих Натанович искренне хочет приобщиться к вечным ценностям… Я рассказывал ему о ТАНАХе, о Синайском откровении, показывал отрывки, где Творец говорит с Моисеем именно о том, что интересовало Подольского… Я подарил ему Тору – двуязычную, на русском и иврите, в наши дни это редкость, сейчас вообще мало книг на бумаге, а мы не признаем компьютерных версий… Потом я начал понимать, что Генрих Натанович… нет, не то чтобы он обманывал меня, он был искренним, когда интересовался религией, но интерес был сугубо научным. Его почему-то интересовало, что произойдет с человеком, если вынуть из него одну душу и заменить другой.