Павел Амнуэль - Тривселенная

– Да… – растерянно проговорил Подольский. Похоже, что его больше всего смущало присутствие раввина. Лев Николаевич вертелся на стуле, стараясь расположиться таким образом, чтобы от прямого взгляда Чухновского его скрывала голова Аркадия.

– Ну хорошо, – сказал Виктор, – вы этак долго будете препираться. Давайте начну я. Все, что обнаружил следователь Винокур, мне известно, поскольку наши блокноты составляют сеть. Кое-что я узнал и сам. В нескольких словах так: Подольский и Раскина работали над так называемыми уринсоновскими генераторами. В открытой печати это – системы для усиления давления биополя. Второе применение генераторов – биополевое усиление мозговых трансмутаций. Как я понял, это означает, что Подольский с Раскиной занимались, попросту говоря, попытками определить, действительно ли человеческое «я» включает опыт не только, так сказать, носителя данного разума, но и всех прочих его родственников не знаю уж до какого колена.

– Память предков, – подсказал Подольский, заметно приободрившись.

– Память предков, – с некоторым сомнением повторил Виктор. – Опыты проходили довольно успешно, на мозг то Раскиной, то самого Подольского действовали с помощью генераторов Уринсона, усиливавших биополя, способные, видимо, активизировать генную память… А потом Генрих Натанович почему-то шел в синагогу и разговаривал с господином Чухновским на философские и религиозные темы. Почти каждый день. Несколько лет. Теперь посмотрите сюда…

Хрусталев вытащил проектор блокнота, и над столом возникло изображение небольшой комнаты – снимок был сделан во время беседы Аркадия с раввином несколько часов назад, Чухновского видно не было, Аркадий специально встал так, чтобы загородить глазок камеры, в кадр попало окно, из которого лился розовый предвечерний свет.

– Узнаете? – спросил Чухновского Виктор. Раввин кивнул и нахмурился, не понимая. – Это комната в синагоге, где сегодня беседовали Винокур и Чухновский, – пояснил Виктор Подольскому. – Если смотреть в окно, то виден отражатель полицейского локатора, висящего на втором эшелоне Загородного шоссе. Видите?

– Ну, – сказал Лев Николаевич.

– А теперь взгляните в это окно, за моей спиной.

– Ну… – протянул Лев Николаевич, бросив в окно взгляд и тут же отвернувшись, – это отражатель дорожного локатора, если вы имеете в виду именно его. Там еще дома, линия эстакады, ретранслятор…

– У вас прекрасная зрительная память, – восхитился Виктор. – Один взгляд, а столько подробностей. Или вы уже были здесь и смотрели в это окно?

– Я… Был когда-то, несколько лет назад, что тут такого?

– Ничего! Отражатель дорожного локатора, да-да, тот самый, который виден и из окна синагоги. А также из лаборатории, где Подольский работал. Такое вот совпадение. Если провести луч из этой комнаты, то, отразившись от поверхности локатора, он попадет в комнату раввина Чухновского. И наоборот – если кто-то направит луч оттуда…

– Какой луч, о чем вы говорите? – вскинулся Подольский.

– Господа детективы – материалисты, – улыбнулся Чухновский. – Даже увидев то, что они увидели, они не поняли того, что должны были понять.

– Заковыристая фраза, – хмыкнул Виктор. – Но моя мысль, надеюсь, достаточно понятна.

– Понятна, понятна, – закивал раввин. – Бедного Генриха убили лучом. Из синагоги. Вообще-то это чепуха, но для вашего сведения: вчера я в это время был…

– Знаю я, где вы были, – поморщился Виктор. – И где был Лев Николаевич знаю тоже. И где была Раскина.

– Я пришел сюда, – сказал Чухновский, – чтобы объяснить вам, как я понимаю смерть Генриха. А вы, вместо того, чтобы выслушать, рассказываете мне о каких-то геометрических конструкциях, которые к смерти Подольского не имеют никакого отношения.

– Да? – Виктор наклонился и посмотрел раввину в глаза. – Тогда слушаю вас. Вы хотите сделать признание?

– В чем? В убийстве? Вы же знаете, что нет!

– Тогда в чем?

– Виктор, – сказал Аркадий, – видишь ли, господин Чухновский все-таки духовное лицо. С его точки зрения он прав. Генрих Натанович Подольский занимался, по его мнению, деятельностью, которая могла нанести непоправимый вред еврейской нации. Он сам мне это сказал. И ты это знаешь, потому что видел мои записи. У него лично не было никаких причин ненавидеть Подольского. Но деятельность Генриха Натановича следовало прекратить. Какой единственный способ мог использовать для этого раввин?

– Такой же, как все и всегда, – бросил Виктор.