Валерий Уколов - Туманность Водолея. Томительный дрейф

Пустынный проспект. Время редкостного упокоения ультра поселения.

Герман.Этот мой знакомый специализируется на устроительстве корпоративных оргий. Тот человек, которого он искал, занимался какими-то необычными геологическими разработками. Но, что у них за тема, пока не знаю. Сегодня к вечеру поедем в одну деревушку, навестим его. Только поедем на народном транспорте. Говорят, если он узнает, что мы прибыли на дорогом авто, разговаривать не будет. А что в его понимании «дорогое авто» – вопрос. В общем, поедем с народом.

Электрический поезд взял курс на область. Вечерело. Думалось легко и неотягчающе обыденно. Евгений и Герман сидели напротив интеллигентного вида людей, не изъеденных капиталом. Тема их беседы – литература народа.

– Нет, почвенники не могут отмереть, как не отомрёт народ. Это же очевидно, – утверждал мужчина в брезентовой штормовке и с бородой a la Николай II.

– Страна была аграрной, поэтому и тема деревни актуальной казалась, – объяснял мужчина в болоньевой куртке и без бороды. – Сейчас все в город прут, и тамошние проблемы куда важнее. А значит, и литература соответствующей станет. К тому же даже те, кто живёт в деревне, уже не чувствуют прежней отчуждённости и изоляции: спутниковое телевидение, Интернет и всё такое. Да и почвенники сами, в основном деревенщики, а о Небесном Иерусалиме как о граде представление имеют.

– А я считаю, – заметила женщина в косынке, – что деревенская литература сейчас взяла лишь паузу. Она модернизируется, ориентируясь на современность. Я уверена, скоро появятся новые авторы. Да они уже есть.

– Вопрос, кто их будет читать? – выразил сомнение безбородый.

– Те, кто этим живёт. Молодёжь, уверен, также заинтересуется, – уверил бородатый. – Вот они, – он указал на Евгения и Германа. – Вам интересна деревенская литература?

– Признаться, не имеем понятия. Мы всё больше сетевой интересуемся, а там такие темы не в цене, – честно ответил Герман.

– Но, может быть, вас заинтересуют новые авторы, работающие в этом жанре? – понадеялась женщина в косынке.

Евгений.Какие авторы?

Женщина в косынке.Вот у меня есть несколько экземпляров книги Василия Щепки, изданной за счёт автора. Но я надеюсь заинтересовать крупные издательства. Такого автора нужно печатать, тем более что он работает и в прозе, и в поэзии. А сейчас пишет пьесу о том, как сельчане отстояли землю от посягательств городских богатеев. Вот возьмите, прочтите. Вы ведь всё равно ничего сейчас не читаете.

Евгений и Герман читают.

Герман.Да уж. Это впечатляет. Но вот последнее слово… как-то не то что бы к месту, что ли.

Женщина в косынке.А его и не было у автора. Его добавил редактор.

Евгений.Зачем?

Женщина в косынке.Он человек увлекающийся и тоже болеет за землю. Мне поначалу также показалось это слово лишним, но потом он объяснил, что слово это для нас и не слово вовсе, а термин и понятие, которым мы обозначаем отношение русского человека к жизни и истории. Ведь русская душа открыта жизни, а та постоянно изменяет, и часто подло.

– Это потому что русские кромсают историю, а она их в ответ третирует, – вставил безбородый.

Женщина в косынке.Пусть так. Однако люди, живущие на земле, хранят свою историю, нравы и обычаи. Но и они вынуждены страдать оттого, что кому-то там, в городах, понадобились перемены, а получаются одни измены, и самим себе тоже. Недаром же термин «блядь» наиболее часто встречается в русском лексиконе.

Евгений.Да, но зачем вставлять его в чужие стихи?

Женщина в косынке.Я же вам объясняла: редактор сопереживает автору. Да и автор, если разобраться, сам бы этим словом окончил творение. Ведь он переживает за то, что всё изменится. То есть жизнь, изменённая городскими богатеями, изменит и ему. Сколько уже селян пляшут под дудку приезжих, а народные песни вообще не поют. Перебаламутили всех, и забыли все, для чего живут. Вот об этом Щепка и пишет, и по-современному пишет. Вы вот прозу его прочтите, обязательно прочтите. Вот сейчас и прочтите.