Старики медленно приближались, но теперь уже Энтони видел, что тычут своими пальцами они не в него, а в пыльное облако, нарисовавшее себя на дороге за его спиной. Хозяйка мотеля тоже с интересом взирала на приближающегося гостя. Да, похоже, чужаки здесь бывают нечасто, а тут меньше, чем за сутки, уже третья машина – есть, чему удивиться. Даже если бы он просто проехал мимо, это бы уже добавило удивленно поднятую бровь на высохшем безучастном лице любого из местных жителей, и когда большой черный внедорожник притормозил рядом с пустующей парковкой, это не могло не привлечь всеобщего внимания, пусть и прикрытого дерюгой напускного безразличия. Энтони посмотрел на машину одновременно с каким-то восхищением и с тревогой. Это смешанное чувство было вызвано мощной лаконичностью ее форм, сквозь которые проявляло себя что-то определенно маскулинное, спокойным, но могучим гулом двигателя, толстым слоем песчаной пыли, украшавшим его, как воина украшает запекшаяся на его теле кровь врагов. Кто мог явиться сюда на таком звере? Энтони понимал, что это едва ли простой путник, оставалось надеяться, что это не копы под прикрытием, не очередной охотник и не какой-нибудь окольцованный навигатор. Прочие «крутые ребята» мало волновали Энтони, какое им дело до случайного странника? Если только… Если только, конечно, дело не в заказе, который получил Энтони и не в запечатанном чемодане, который сейчас покоился в багажнике Энжи. Не спуская глаз с внедорожника, Энтони пошел к Энжи, которая не преминула подмигнуть ему фарами, приветствуя.
Дверь черной машины распахнулась, и на землю спрыгнула женщина. Она слегка подтянула брюки, скорее, по привычке, нежели осознанно, огляделась, махнула не то Энтони, не то толстухе и направилась к терминалу заправщика. Энтони стало любопытно, одна ли она приехала, если да, то оснований для тревоги, вроде бы, не было – ни на копа, ни на охотника она не походила да и вела себя так, как если бы не имела ни малейшей заинтересованности ни в Энтони, ни в его грузе. Она сосредоточилась над монитором терминала, а Энтони, окинув прощальным взглядом «Новую надежду» и тех немногочисленных ее жителей, коих он мог лицезреть в настоящий момент, открыл дверцу Энжи.
– Извините? – как-то немного растерянно прозвучало сзади. Женщина стояла у терминала и смотрела на Энтони. Ветер чуть трепал ее короткие, остриженные почти по-мальчишески, темные волосы. В руках у нее была черная кредитница, может быть, тоже возникли проблемы с оплатой горючего?
– Эй! – вдруг воскликнул один из стариков и, похоже, забыв про своего друга, вместе с которым они плелись по улице, быстро заковылял в их сторону. – Эй, я помню тебя!
Женщина отшатнулась, кинула на Энтони еще один взгляд и поспешно забралась обратно в свою машину.
– Я тебя помню! – настаивал старик, стуча кулаком по кузову внедорожника.
Мотор рыкнул, колеса бросили в Энтони и остальных, кто был рядом, пару пригоршней песка, и внедорожник рванул прочь.
Энтони сел в машину; что бы ни означало все происходящее, какие бы воспоминания так ни терзали старика, и кем бы ни являлась эта женщина, пьеса явно была не про них с Энжи.
5. Каждый охотник желает знать…
Доставить «посылку» не составило труда, координатор не обидел кредитами и был воодушевлен возможностью предложить Энтони новый заказ, однако у того были другие планы на ближайшие день-два. Услышав об этом, координатор несколько охладел к разговору и сухо добавил, что заказ, скорее всего, дождется его, правда, Энтони потеряет процент за срочность.
Каждый. Чаша багряного вина. Лепестки роз, алеющие вдоль улицы, по которой возвращались триумфаторы. Кусок сырого мяса, настоящего, никакой синтетики, красный, сочный. Солнечный диск в минуты заката над запретным морем.
Охотник. Кожура апельсинов, отрывающаяся неровными, неповторяющимися кусками, беспорядочно оставляемая на столе, чтобы усохнуть, и треть стакана выжатого сока. Оранжевые осенние листья, шуршащие под колесами Энжи, проезжающей по ним медленно и почти беззвучно, словно бы захваченной этим чудом. Солнечный диск спустя полчаса после восхода.
Желает. Спортивный автомобиль вызывающе-желтого цвета, брошенный посреди площади какого-то очень старого города. Обручальное кольцо матери, хранящееся в ящике туалетного столика после смерти отца, вдруг извлеченное и блестящее в лучах солнца. Огонек на карте, тревожно свидетельствующий о том, что Государственный Охотник взял твой след. И, наконец, песок в пустыни, но не этот, полинявший, выгоревший, а настоящий, еще хранящий свой цвет.
Читать дальше