Борис Алексеев - Тайная парадигма времени

– Ой-ёй-ёй, напугал даже! – пробурчал Рэм и, как сидел, повалился на ближайший плоский выступ аппаратуры.

Я смотрел на похрапывающего Рэма и припоминал невероятные обстоятельства его появления на свет. Так душа смотрит со стороны на покинутое тело. Что ж, первый день его жизни завершился. «Какой же он смышлёный, этот маленький верзила!» – улыбнулся я.

Никогда не думал, что смогу любить другого человека как себя. Мне всегда эта христианская заповедь казалась надуманной. Однако то, что произошло сегодня, круто изменило моё понимание жизни, сложившееся за тридцать лет земного обустроенного благополучия.

Утром нас разбудил непонятный шум, похожий на прощальный клёкот стаи умирающих птиц.

– Они плачут, – пояснил Рэм, протирая глаза.

Действительно, многотысячная толпа дикарей, убитая горем, стонала и проливала слёзы у подножия трапа. Каждый из них воздевал руки к небу, потом опускал вниз, сжимал ладонями лицо и снова неистово простирал руки вверх. Они что-то выкрикивали, но более всего сокрушённо мычали: «Ы-а, ы-ы…»

– Рэм, почему они плачут?

– Они горюют оттого, что ты пренебрёг их подарками. Тебе следовало их забрать. Это – моя вина. Я должен был вчера сказать тебе об этом.

– Передай, что я принял дары и благодарю их…

Я хотел добавить ещё пару соображений, успокаивающих этот милый и наивный народ, но в этот миг уже знакомая огромная чёрная птица появилась в воздухе над толпой. Она парила, расправив многометровые крылья и вытягивая перед собой когтистые лапы, намереваясь схватить очередную жертву. Я сорвал с аварийного щита лазерный модулятор и выбежал на площадку трапа. На долю секунды мой огненный луч опередил последние приготовления птицы. Как подогретый нож входит в масло, так лазерная нить мгновенно разрезала птицу напополам. Оперение вспыхнуло подобно факелу. Изумлённые дикари отпрянули от горящего чудовища и один за другим попадали ниц, прикрыв лоскутами шкур свои косматые головы. Страх и религиозный трепет объяли стаю. Наступила гробовая тишина, нарушаемая только треском горящего оперения.

Постепенно дикари стали приходить в себя и подниматься, с ужасом поглядывая то на огромный догорающий факел, то на меня.

Решив, что настал подходящий момент для утверждения собственной безопасности, я шепнул Рэму:

– Скажи им, что я буду говорить.

Рэм перевёл мои слова. Дикари опустили головы и приготовились слушать.

– Слушайте все! – начал я. – Сегодня великий день. Я называю этот день «Тхао». Отныне вы не должны бояться большой чёрной птицы! Чёрная птица мертва. Вы и ваша деревня в безопасности. Радуйтесь и веселитесь!

Как только Рэм перевёл мои последние слова, толпа дикарей огласила долину восторженным кликом ликования. Они трясли руками, размахивали шкурами и хватали друг друга за волосы. Я смотрел сверху на эту вакханалию радости и размышлял: «Что общего может быть между планетарными целями землян и этими дикарями, для которых эволюция разума ещё не стала насущной потребностью? Да и станет ли?»

От толпы отделились небольшая группа морщинистых седовласых дикарей, по-видимому старейшин, и уже знакомая мне четвёрка вождей племени. Они подошли к трапу.

– Тебя приглашают в деревню, – сказал Рэм.

– Переведи: я согласен, – коротко ответил я.

Окружённые тысячами любопытных глаз, мы с Рэмом вышагивали по дороге, ведущей в деревню. Вскоре показались первые землянки и хижины поселения. Повсюду горели костры. Пожилые женщины с отвислыми грудями жарили на огне еду. Ватаги голых и счастливых малышей носились от одного костра к другому, выпрашивая еду или кости для игр. В центре деревни высилось сооружение из коряг, перевязанных лианами. На возвышении сидел поросший волосами дикарь и мерно постукивал ладонью по круглой пластине из какого-то очень гулкого дерева.

– Это учитель жизни, – шепнул мне на ухо Рэм.

– По-нашему шаман, значит, – усмехнулся я.

Мы подошли к возвышению. Дикари все до единого, даже старейшины, поклонились шаману в пояс. Поклонился и Рэм. Один я остался неподвижен и с интересом разглядывал сущее чудовище, наполовину прикрытое лоскутами разодранной шкуры-власяницы. Шаман зыркнул на меня горящими, как угли, глазами и протянул трясущуюся руку, указывая мне на камни под ногами.

– Он плачет о том, что ты не поклонился, – тихо произнёс Рэм, не поднимая головы, – поклонись, Ромул, тут так принято.