Сергей Бобров: Восстание мизантропов

Ясно отчеканивались колеи и кочки, проецируясь на звуковом фоне нежного напева. Замечалось, что дорога была выбрана помимо певца. Черти его несли. И только они и знали, куда они его несли.

Тут четырехпроцентный с решимостью примерного супруга, после четырех часов ночи, вдруг подпрыгнул и на тот же мотив завел:

В дверях зашептались, четырехпроцентный кинул деньги на стол, вылез в окно и схватился за лоб. «Идиот, негодяй, предатель, — подчивал он себя самого, — нет, что же это такое, — а?»

Тут двое тенями быстро прошли около него. Куски слов запрыгали над ушами, и он услыхал:

— …отрицает нитроглицерин…..

И тогда волосы на головенке беглеца один за другим в некоторой роковой и ужасающей последовательности стали подниматься к апексу, холодный пот омочил его бедра тоненькой и язвительной струйкой — и стремглав понесся он через теплую синь ночи в свою конуру.

В его голове медленно повертывались слова:

— ….отрицает нитроглицерин….

Оглушенные мысли бросались из стороны в сторону:

«А ежели он…. отрицает… то, отрицание…. то…. отрицание его отрицания не поможет…. значит, нечего и стараться. Я — дурак, я — прозевал: — не об чем и говорить».

Он раскрыл записную книжку и занес в оную: «Смысл жизни раскрывается человеку неожиданно».

Посидел на кровати, пережевывая пальцами пальцы, и записал еще: «См. Тютчева, Кропоткина, а также Пуанкаре».

И диссимулируя страх, разделся и непринужденно зевнул.

Где-то далекий говор напугал его до смерти. «Чего боюсь?» — а боялся то он, бояться того, что за ним гонятся. «Отрицает нитроглицерин…».

И вот черт помог мне увидать вашу милость.

Это трижды премилое существо, мягенькое и теплое, а, следовательно, живое, считало, видимо, безо всяких оснований, вот этого-то четырехпроцентного, к коему кличка так и примерзла после нитроглицеринного вечера, самым прельстительным мужчиной в пределах солнечной системы. И даже далее, коли-то мыслимо для существа вышеуказанного ранжира. А он разводил какие-то важности неподобающего типа, ибо вспоминал некоторые гнусности, выслушанные не так давно в притоне уже описанном, — «Вам, господин, пивца? только трехградусное будет…. — Ну, и что? — А, может, вам трехградусное не годится, а четырехпроц…» тут остряк должен был спасаться от гнева нашего знакомца, что явно указывало, что вся эта канитель заведена исключительно на потеху публики, ибо в противном случае — половой убил бы знакомца нашего не более, как пальцем.

Это воспоминание разъедало самолюбивый дух четырехпроцентного. Он разрывался от негодования: «Меня? — Мне?..» — опять сначала.

А в приятных губах: «Я люблю тебя… я тебя очень люблю… милый и хороший…».

Но герой прочно уселся на кровать, стукнул разом обеими ногами по полу и рявкнул:

— А я не могу жить в болоте. Вот и все!

Тут в устах прелестницы вскипело справедливое негодование. Вот как. Значит, ты, что-то кроме меня замечаешь. И это объективировалось кратко и точно:

— Ду-рак!

— Начинается, — с прокисшей миной промыслил названный.

— Не хочу с тобой говорить. И больше никогда не буду. Понял?

Негодование, сворачивавшее ей брови, дошло до крайних пределов. Она молчала. И рука его немедленно была брошена в воздух.

— Оставь.

— Да-ну…..

— Я — сей-час — уй-ду. Понял?

Но трагедия осталась недоигранной. Дверь стукнула трижды. «Войдите» — сказал, позеленев от злобы четырехпроцентный («чтоб вас черти взяли…. шляетесь…»).

Вошел длинный, со всех сторон, несмотря на доброе и отчаянное, распрожженное лето, закутанный в разные платочки и шарфики человек. Длинный, как и все остальное, нос, чуть что не покачивался у своего основания. Человек откашлялся, опасливо глянул в бок на полузакрытое окно и сказал, скрипя самым дисгармоничным образом:

— Ужасный сквозняк.

— Возможно, — репликовал ему четырехпроцентный, подергиваясь от бешенства, — вам то тут что?

Этот нежный и вежливый прием нимало не тронул пришельца. Засунув костлявую и гадюкоподобную руку промеж ног, подсунул он под себя стул, неловко к нему заковылявший на трех ногах и запрыгавший по половицам, — уселся, плотно припахнув ватное пальто. И:

— Возможно-с? Хе-хе-кс…. так вы думаете, что возможно, да-да? А? верно? — что вы говорите?