Альберт Горошко - Особенности туризма в отдельно взятой стране

То, что я увидел, произвело на меня глубочайшее впечатление. Это был очень грубый ход моего заботливого гида, хотя сам он наверняка считал, что ведет тонкую психологическую игру. Сначала мне казалось, что я иду вдоль цехов какого-то научно-производственного учреждения. За прозрачными офисными перегородками трудилась все та же молодежь, одетая в светлую униформу с головными уборами, немного переросшими обычную пилотку, но не дотягивавшими до поварского колпака. Что-то вроде шапочки хирурга, только с поперечной складкой по верху. Но что они делали там, за стеклами? Люди в форме старательно начищали, надраивали, раскладывали и расставляли сверкавшие холодным стальным блеском инструменты – щипцы, спицы, пилки, молоточки и прочую непонятного назначения утварь. Я вопросительно взглянул на следователя и в его глазах увидел тот же металлический блеск. Чуть в глубине на столе, похожем на больничную кушетку, происходило нечто ужасное – там, из-за спин и над колпаками склонившихся над кем-то людей, мелькали кроваво-розовые руки, ноги, потом снова руки и опять ноги. Хорошо, что оттуда не проходил звук, иначе я прямо здесь же упал, как тот заблудившийся жук.

– Не правда ли, чистая работа? – с оттенком иронии спросил следователь и, не ожидая никакого ответа, продолжил:

– Это раньше профессия палача была не в почете и считалась самой грязной работой. Сейчас молодежь идет сюда охотно. Мы хорошо платим, а они хорошо делают свое дело. Нет, они не пытают. Это не их задача, ведь не посвятишь каждого в тонкости того или иного дела. Они занимаются исследованиями. А идти к ним или не идти – выбор подследственного. Некоторым, – он провел большим и указательным пальцами по уголкам своих чересчур бледных и тонких губ, – некоторым хватает одного лишь присутствия при таком опыте.

Наконец, мы вышли на балкон. Перегнуться через перила и броситься вниз было моим первым желанием, но провожатый предвосхитил меня:

– Не стоит, здесь только три этажа, и вы всего лишь покалечитесь. Посмотрите, какая свежая листва – дожди не так часто случаются у нас в июле. Ну, так что с вашей встречей с гражданкой Незванской во вторник вечером? Вспоминайте, вспоминайте.

Я внутренне напрягся. Как, откуда они узнали? Нина была моей однокурсницей, и мы встретились с ней в кафе на Центральной набережной. Там находилось столько людей, что проследить кого-нибудь одного в этой огромной кишащей человеческой массе было равносильно поиску упавшей в траву монеты. Мы не виделись с ней с самой защиты диплома, после которой моя студенческая любовь навсегда уехала на родину.

– Так о чем вы говорили за столиком? – продолжал мой мучитель.

Да, она шепотом призналась мне, что ей здесь не нравится, и она с удовольствием уехала бы. А я, что говорил я? Да, про наши ценности, про нашу свободу. И еще про свои убеждения. И она тогда еще сказала, что страшно жалела потом о нашей разлуке. И еще она передала мне книжку, да-да, свою рукопись. Я обещал прочитать. Она и сейчас лежит у меня в номере на тумбочке под лампой. Женские стихи, чувственные и глупые. Я заснул на четвертой странице.

– Что же вы молчите?

– А что я могу вам сказать? Это личное, понимаете? Мы были…друзьями. Понимаете?

Следователь подмигнул-кивнул и закурил. Маниакально глубокая затяжка и легкий, долгий выдох через нос. Не терплю табачного, тем более такого дешевого дыма.

– Что она вам передала? Ведь она передала вам какой-то предмет? Список? Сведения? Не стройте из себя дурачка и из меня тоже. Вы же знаете, где она работает и кто ее муж.

Что за глупости – какое мне дело до ее мужа? Да, работает она по специальности. Инженер-конструктор. Ее всегда интересовали самолеты. Даже тогда, давным-давно, ее любимым аттракционом были самолетики. Теперь она строила новое крыло. Монокрыло какое-то. Я ничего в этом не понимаю, у меня был факультет менеджмента. А уж кто ее муж – этой темы мы касались только вскользь и только один раз, какой-то там профессор, разработчик каких-то дистанционных импульсов. “Муж объелся груш!” – банально ответила она на мой вопрос о ее семейной жизни. Больше мы о нем не говорили, ей это было неприятно, судя по тому, какую она тут же скорчила гримасу.

– Это ее стихи, понимаете. Она их писала двадцать лет.

Не знаю, зачем я так разоткровенничался, со стороны, должно быть, похоже, что я хвалюсь своими успехами.

– Интересно, интересно. Так-так. Хорошо. Вот что, значит.

Следователь затянулся последний раз, высосав сигарету, как паук муху, и высморкался в свой синий платок.

Читать дальше