Степан Кирнос - Под ласковым солнцем - Ave commune!

Пауля страх связал не меньше чем угроза смерти и даже если бы ему позволили уйти, он вряд ли смог это сделать, так как оцепенение сковало каждую его мышцу. А вот его друг необычайно спокоен, и если присмотреться к его лицу, то можно заметить вуаль призрачной улыбки на губах, словно он внутренне рад происходящему.

Небольшой участок ворот, размером с небольшую дверь, тяжко приоткрылся, и оттуда появились три фигуры, в метрах трёхстах от двух парней.

«Чтобы ради нас да целые ворота открыли» – подумал Пауль и присмотрелся к тому, что есть громада металла, закрывающая им путь.

Это не створчатые ворота, которые закрываются и открываются двумя дверцами, это больше смахивает на большой пласт металла, который опускается вниз или вверх при открытии, а огромные перетянувшие его балки, сковавшие по бокам, представляют собой дополнительные рёбра жёсткости.

«Символы, странная символика» – забурила мысль в голове Пауля, который присмотрелся к гравировке, раскинувшей богатой россыпью по холодному покрытию врат. Это больше смахивает на картинки, выточенные на железе, но у них явно какое-то значение существует, ведь недаром на одном краю выточен символ солнца, на другом краю виднеется зубчатая шестерня, а посреди восемь не продолговатых стрел, берущих начало в одной точке.

«Когда же вы уже подойдёте?» – с нетерпением сам себя засыпает вопросами Давиан.

Этого юношу не интересуют символы и знаки на воротах, он впился глазами в людей, которые ступают через кусты колючей проволоки, которая запутана в замысловатый коридор. Парень взирает на людей и думает, кто же это может быть.

«Пограничники? Могут. Хотя такое развитое общество, как в Директории вряд ли будет использовать армейские пережитки».

А тем временем представители другой страны практически дошли до ребят и очертания их формы становились всё более понятными и различимыми.

«Вот они, люди нового строя, совершенного строя, великой системы» – восхищается идущими к ним воинами Давиан.

Каждый из них облачён в серые, максимально бесцветные одежды, из которых даже выхолощен даже оттенок. Пауль прищурился, но не понял, чем укрыты их тела – длинные, практические касающиеся земли кафтаны или шинели, с петлицами на груди. Ноги защищены брюками, уходящими под чёрный высокий кожаный сапог, к которому крепится наколенник. Ладони их обтянуты чёрными перчатками, по-видимому, тканными из шёлковых нитей.

Три человека через несколько минут оказались практически лицом к лицу с двумя юношами, где один смотрел с гордостью, а у другого в очах мелькает страх, опаска от присутствия здесь.

– В-в-вы кто? – вопросил парень.

Но в ответ только тишина. У двух человек в руках покоятся белые длинные ружья, увенчанные широким дулом, их лица сухие и мрачные, как у статуй, а третий, вышедший без оружия, взором неживых светло-фиолетовых механических глаз рассматривает юношей, как пришельцев. И недолго разглядывая очертания «беженцев» его тонкие уста открываются, и пространство задрожало от его механического стального гортанного перезвона, как будто это не человек, а андройд:

– Зачем вы пришли сюда, люди?

– Мы здесь, чтобы стать частью просвещённого общества, – слово неожиданно взял Давиан, – мы хотим попасть в страну прогресса и науки. Мы бежали из Рейха, так как не видим в нём будущего, это убогое государство, не достойное вас.

На куплет хвалебной песни воин ничего не ответил, только продолжил рассматривать безжизненным взглядом юношей, откладывая в памяти каждую деталь, им присущую.

– А вы кто? – задался вопросом Пауль ещё раз, не надеясь на отзыв, однако в ту же секунду получил ответ.

– Я тот, кто поставлен охранять границу, – ответил голосом робота воин, – я тот, кто встречаю таких как вы. Я младший начальник Народной Гвардии военного отделения Великой Партии Коммун по охране границ Директории.

В глазах и Пауля и Давиана в эту секунду пробежало непонимание, они оба нахмурились, так как даже не смогли запомнить, кто этот боец и за что он отвечает.

– Kion ni faras kun ili? – на непонятном для юношей языке прозвучал вопрос от одного из бойцов позади их начальника.

Для Пауля единственное, что могло значиться за непонятным словосочетанием, так это вопрос, что с ними будут делать, потому что особо и спрашивать нечего, как думает юноша, хотя ему даже невдомёк, что солдатам, которые на него смотрят, может быть интересно многое, начиная от причины прибытия и заканчивая особенностями государства, из которого они бежали.