Илья Рясной - Кантата террора

– Понял.

Я видел, как Роб подошел к полицейским, деловито махнул документом прикрытия – ксивой «ФСБ России». И сержант с прапорщиком ринулись к Глицерину.

Я напрягся в ожидании, что сейчас рванет взрывное устройство. Но обошлось.

Пухленького экстремиста отвели в сторону, к вытоптанному газончику у арки двухэтажного дома. Я подошел так близко, что мог слышать разговор.

– Что у вас в руках? – спросил прапорщик.

– Книги. Я оппозиционер. Как в любом цивилизованном обществе могу распространять литературу.

Прапорщик потянулся к пачке книг.

– Вы не имеете права! – взвизгнул Глицерин.

Прапорщик вырвал у него пачку, взвесил в руке и отметил:

– Тяжеловато.

– Осторожнее, – прошипел Глицерин. – Сейчас…

– Что?

Глицерин сдулся. Но вдруг расправил плечи и истошно завизжал:

– Полицаи беспредельничают! Спасайте!

Толпа, которая текла мимо, заволновалась. Несколько человек дернулось к месту разборки.

Глицерин рванулся, но сержант схватил его за шиворот, сграбастал в охапку и обрушил увесистое тело на асфальт.

– Помогите! Полицаи убивают!!!

В толпе уже сформировалась группа поддержки из молодых ребят и истеричных теток с плакатами. Полицейские подтянулись, перегораживая им дорогу.

Прапорщик начал развязывать стопку.

– Да осторожнее, – прохрипел Глицерин.

Полицейский что-то понял, потянулся за рацией.

Возбужденные демонстранты напирали:

– За что парня бьете!

– Псы цепные!

– Прошу не нарушать порядок и не препятствовать работе! – убеждал полицейский майор, сдерживавший толпу.

Сержант рывком помог подняться Глицерину и завел ему руку за спину.

Пора!

Я стремительно рванулся вперед, плечом сшиб прапорщика. Подсечка – сержант тоже на асфальте.

– Быстрей, Глиц, быстрей! – я рванул за руку «пингвина».

Эти места я знал хорошо.

Через арку трехэтажного желтого дома девятнадцатого века мы вбежали в тесный дворик, заваленный коробками и мусором – тут планировался капремонт. Вон дверь подъезда, через него можно выскочить в соседний дворик и углубиться в местные катакомбы так, что ни одна легавая след не удержит.

– Шевелись, малохольный! – я подтолкнул Глицерина.

Дверь открыта. Мы заскочили в подъезд. Я заблокировал дверь удачно повернувшейся шваброй. Теперь на второй этаж. Окно на козырек выбито.

– Лезь!

– Я… – заблеял Глицерин.

– Лезь, индюк!.. Теперь прыгай!

– Ноги сломаю!

– Полицаи тебе все равно их оторвут. Прыгай!

И он прыгнул. Ничего не повредил – внизу оказалась кучка песка.

Дальше мы преодолели переулок, пару двориков.

– Майку переодень, навыворот! – велел я, остановившись.

– Я… Я… – Глицерин тщетно пытался перевести дыхание. У него был вид человека, твердо решившего скончаться на месте.

– Быстрей!

Глицерин стянул майку, обнажив жирное, в складках белое тело. И натянул наизнанку майку – похабно, но сгодится. Главное, не видно приметной надписи.

Мы добрались до метро. В переходе торговали по дешевке разными шмотками, и я купил Глицерину майку с надписью «Я люблю пиво и раков», а себе – с изображением медведя в ушанке. Смотрелись мы теперь колоритно.

Вышли на станции «Кожуховская», где вечное столпотворение рядом с рынком запчастей. Глиценрин остановился, упрямо набычился.

– Ты кто? – глаза у него были испуганные и слегка безумные. – Ты зачем меня вытянул?

– Ты чего, не помнишь?

– Нет! – визгливо воскликнул Глицерин.

– Что-то ты какой-то… – я покачал головой, состроив презрительную мину.

– Какой?

– Да никакой. Голодный, потрепанный, злой. Пошли, горло смочим, – кивнул я на пивной бар. – Стресс надо залить.

– С деньгами не очень, – потупился Глицерин.

– У идейных всегда не очень с деньгами. Угощаю.

В кафешке класса «забегаловка вульгарис» мы устроились в уголке. В зале было многолюдно и шумно. Пиво принесли сразу.

– Ты совсем опух, Глиц? – процедил я. – Мы с тобой у Паука тусили.

Мы действительно встречались у некоего авторитетного деятеля по кличке Паук. Глицерин меня помнил плохо. Я его помнил хорошо. Я вообще много чего помню. Память у меня феноменальная. В ней держатся бесчисленные Абдулвалиды и Хаттабы, Хамиды и Магомеды, нацики и ваххабиты, гринписовцы и футбольные фанаты – послужной список каждого в любой момент готов был всплыть в моем сознании. Их отношения, семьи, слабости. А также эмиссары и террористы, цеерушкники и представителях МИ-6, которые кормили с руки всю эту сволочь. Это моя жизнь, мое жизненное пространство. В этом мире я демон. Невидимая и незримая сила, которая рушит планы и сметает врагов.