Юлия Бружайте - Мария из Брюгге

«Не смотри ему в глаза… не смотри…» – вдруг подсказало ему подсознание. «Господи, да у него и глаз-то нет», – в ужасе мысленно констатировал Ганс.

Человек в черном плаще подошел к двери и вдруг так же внезапно остановился. Резким движением головы указал в правый угол:

– Это чье?

На полу в углу лежали две котомки. Из них выпало несколько кусков мела.

– А-а-а… Так это мое. Вот, собрался на днях на ярмарку. Приготовил. Вдруг продастся или обменяю на что-нибудь. Время сейчас тяжелое. Шахт здесь, в округе, полно, а пришлые берут любо-дорого.

Ганс всё больше обретал уверенность. Страх понемногу исчез, и к парню вернулась присущая трактирщику простонародная болтливость.

– Может, покушать чего хотите? Коня-то накормить надо. Да и в порядок его привести не помешает. Устал ведь с дороги.

Человек в черном плаще вышел во двор. Ганс выбежал за ним, быстро семеня маленькими ножками, и захлопотал возле коня незнакомца.

Жеребец был вороной красавец огромного роста – мускулистый, поджарый, не то что местные тяжеловозы.

«Наверно, издалека. Таких у нас нет», – подумал трактирщик, сравнивая коня незнакомца со стоящими рядом цыганскими лошадьми, чьи хозяева остановились в трактире на постой. Ганс напоил-накормил уставшего коня, не переставая всё это время болтать что-то, – про погоду, дороги, людей, что всё прибывают и прибывают…

Человек в черном плаще молчал, как будто даже его не слушал, а стоял в раздумьях и внимательно смотрел на разрушенные стены крепости и Белую башню вдали.

– Это что? Это чье? – резко прервал он болтовню Ганса.

– А-а-а… это? Так это допотопная… Белая башня, лишь она и осталась. Хозяйка – Хельга Суэн. Ой, ну и стерва, я вам скажу. Жадная. Никого к себе не пускает. Никакой от нее помощи. Грубая. Скандальная. Уважением и доверием не пользуется. А земли́-то у нее, смотрите, сколько. Всех можно было бы разместить. Но нет. Всё только себе. А собаки у нее какие злые! Любого, кто приблизится, разорвут, не то что мой Тар. Вот недавно приходила к ней община за помощью по суду, так собаки всех и порвали. Я сам не видел, но в поселке рассказывали. Все ее боятся, стороной обходят. Говорят она КУКУ… СУМАШЕДШАЯ, – Ганс покрутил пальцем у виска, демонстрируя психическое состояние Хельги Суэн.

«Господи-и-и… Что я несу?! Слышала б меня Хельга. Ну да ладно!»

Ганс настолько увлекся, что уже был не в состоянии остановить поток негатива, изливающегося из его уст на Хельгу.

Человек в черном плаще опять резко прервал его:

– Это дорога на Брюгге через таможню, – произнес он, как бы размышляя вслух.

– Да, здесь проходят только с документами, иначе не пропустят. А вот дорога на Амстердам, с которой вы свернули сюда, еще свободна, туда больше всего поток, а потом уходят на юг и дальше.

Ганс долго еще рассказывал бы о проблемах переселенцев, но человек в черном плаще внезапно отвязал вороного, вскочил на него и поскакал обратно – в ту сторону, откуда появился.

– Эх, дурак, загубит коня. Эх, жаль, загубит. Даже толком и отдохнуть ему не дал. Но, может, это и к лучшему, что быстро убрался. А я, хитрец, – отправил его на Амстердам! Ну, Хельга, ты мне должна!!!

Ганс еще долго хвалился бы сам перед собой, радуясь собственной хитрости и смекалистости, если бы не столкнулся с Павлом и Марией. Они с визгом выбежали из дверей. За ними спешила собака Лиса.

– Черный человек! Черный человек! – в ужасе кричали дети, пока не скрылись за поворотом дороги, ведущей в сторону Белой башни, и их голоса не растворились в шуме начавшегося проливного дождя.

Дождь лил стеной как из ведра. Павел крепко держал Марию за руку, но периодически то он, то она поскальзывались и падали в жидкую грязь. Тут же вскакивали и продолжали бежать в направлении башни.

Вот наконец показались главные ворота. Стало резко темнеть. Низкий тяжелый туман с проливным дождем накрыл территорию крепости, бурным потоком затопляя развалины жидкой глиной. Грязевой поток смывал детей, оттаскивал их обратно от ворот, и они, падая, уже не могли подняться из-за промокшей от дождя и глины одежды. Собака Лиса, полностью измазанная грязью до кончика носа, жалобно скуля, изо всех сил цеплялась лапами за скользкую поверхность и всё больше отдалялась от детей, уносимая куда-то в сторону параллельным потоком. Дети сидели в грязной воде и, уже не имея возможности сопротивляться, крепко держались за руки, скатываясь с возвышенности крепости вниз, к дороге – как с ледяной горки.