А я – я принадлежу к генетически нецелесообразному материалу. И, похоже, меня точно аннигилируют. Превращусь в этот серый, гадкий воздух вокруг в душном городе, небо над небоскрёбами, которое похоже на голубое брюхо змеи. Люди из моей страты не имеют право иметь детей. Да я, собственно говоря, и бездетный. Потому что мне удалось обмануть систему. Потому что официально у меня никого нет. А чего не видит система, того и нет.
Знакомая больница выполнена в стиле ретро а ля назад в прошлое, корпуса, как делали ещё в неизвестно каком веке в духе функционального минимализма, только крыши и стены поверху утыканы антеннами 10G. Робот на входе рядом с вертушкой заграждает путь метеллической лапой. Набираю на лапе цифровой код пропуска и прохожу внутрь. К счастью, частные клиники вне всеобъемлющей государственной системы слежения. А, может, госсистема меня видит, но исходя из своих соображений не задерживает, играясь, как кошка с мышью, хотя я нарушаю обязательство самоизоляции и запрет находиться нигде, кроме дома. Если поймают, мои шансы на аннигиляцию невероятно возрастут. О плохом лучше не думать. Я живу, двигаюсь? Ну, и ОК!
Над корпусом написано: «Санаторий», – как у нас это часто бывает, ложь, здесь лежат смертельно больные, и, если бы не регулярные вливания уворованных мной денег, дочь была бы уже на небесах. Она живёт одна в комнате, будучи благодарна за такую возможность одиночества. Её большие глаза смотрят с доверием. Рука с признательностью жмёт мне ладонь:
– Ты дашь мне немного денег?
– Немного дам, – достаю свой телефон и трансфером с помощью NFC пересылаю средства в мобильник дочери, которая тут же его с признательностью подставляет, а потом вдруг Санта спрашивает, пытливо глядя в лицо:
– Что-то случилось?
– Похоже, что мы будем с тобой на небесах вместе, – шучу.
– Это ничего, – улыбается дочь, и губы её дрожат, а я чувствую, что она опять хочет поиграть у меня на нервах. Предчувствия меня не обманули. Она, действительно, начинает привычным выбешивающим меня тоном: – Всё равно рано или поздно мы бы все умерли.
– Зачем ты это говоришь? – кричу.
– Я тебя не упрекаю, – отвечает она.
– Я не мог поступить иначе! Мы с твоей матерью слишком разные люди!
– И всё этот твой дурной характер, – как её мать и с той же интонацией, снисходительно улыбается дочь.
Наша семья – параноики. Генетически сомнительный материал. Меня начинает бить нервная дрожь. Чтобы не ударить, разворачиваюсь, желая уйти, и слышу в спину:
– Ты всегда был трусом.
Но я всё-таки ухожу, не попрощавшись. Не поднимаю руки, как иногда бывало раньше. Чувствую себя полным дерьмом. Может, государство в отношении меня право? Я – отброс?
Санте кто-то вбил в голову – не кто-то, а Луиза, моя бывшая, – что смертельная болезнь от нервов. Если бы мы с женой не скандалили, в конце концов разойдясь, то и у дочери со здоровьем проблем не было бы. Во время своего нахождения в утробе, Санта, типа, неосознанно претерпевала наши постоянные скандалы, родившись уже после нашего развода. Вот так я, которому запрещено было становиться отцом ни под каким соусом, им всё-таки стал, причём, что характерно, безнаказанно нарушив запрет, грозящий десятью годами тюрьмы. Везёт, как приговорённому к смерти: Луиза тогда меня любила, заявив в роддоме, что родила Санту от кого-то другого. От недавно умершего коллеги. Который не был генетически непригодным материалом, как я. Что я – отец, не нашли, ведь экспертизу ДНК делать не стали, экономя государственные средства, да и бывшая жена не доносит на меня, несмотря на возможные бонусы в случае доноса.
О ком думаешь, тот и появляется. В дверях больницы, в воротах, сталкиваюсь с женой. Луиза ещё больше похудела. Глаза горят нервным блеском:
– Зачем ты сюда приходил?
Я прохожу мимо, чуть задев её плечом, она меня бьёт в спину, я ухожу быстро. Ссориться не хочу. Мне это не надо. Мало того, что государство пларинует меня убить, так и по пути к кладбищу, пока ещё живой, лупят близкие люди.
Происходящее настолько злит и заводит, что, похоже, невольно для себя распространяю флюиды «со мной лучше не связываться», и на пути из больницы домой в автобусе меня не замечают ни кондуктор, ни даже автоматическая система наблюдения безбилетников со своими сиренами и световыми маячками. Что ж, поеду зайцем, в моей ситуации приговоренного к смерти какая уже разница. Рядом со мной стоит прыщавый юноша и нелепо улыбается, подмигивая мне. Делаю вид, что не замечаю.
Читать дальше