Алиса Гольц - Триада

– Уж не таких ли, какие Таррель на ярмарку привозит? – спросила тётка Кафизель.

– Да то, что он сюда приносит это – тьфу! Ерунда! – горячо ответил Пивси.

Ему не терпелось рассказать одну-другую историшку, но без уговоров слушателей давать волю языку он не хотел, а только многозначительно кивал головой, приговаривая: – Да, да… такое у нас бывало! – и прикрывал глаза.

– А дежи глупые бывали? Про такое послушала бы. – сказала Джерис.

– А вот и нет! – выпалил Пивси и разразился речью: – Был, значит, дежа один. С Аргваллиса он приплывал одно время, в последние годы перед концом Торгована, ну и пропал, соответственно, вместе с остальными. Так говорили, что он в плену у сатдунов был – не дружат же дежи с сатдунами – и поймали они его, чудом жив остался, сбежал. Да вот только сбежал не с пустыми руками, а удалось ему прихватить кое-что с собой. Говорят, с сатдунами лучше дружить, а не бороться, неведомая сила у них какая-то есть, да и непокорные они. Представьте, если б у нас на Эллатосе был народ такой, что не принадлежит и не служит никому, да при том может все земли на колени поставить? Вот. Ну, значит, повздорил с ними хорошенько этот дежа и кинули его в подземелье, уж на растерзание кому оставить хотели или гнить под землей – неизвестно. А он всё примечал – каждое слово сказанное, каждую птицу, пролетевшую за окном, каждого охранника и ключеносца. Понял он, что нет равных сатдунам в слухе, а вот глаза частенько их подводят – пуще всего, когда мрак и темнота спустятся. До того случая не приходилось ему с сатдунами встречаться, только с чужих слов слышал, потому и пришлось всё разведывать самому. В итоге, удалось ему все-таки сбежать оттуда одной ночью…

Путь беглеца лёг меж двумя холмами возле города сатдунов. Подойдя ближе, он увидел, что не холмы это вовсе, а высокие да широкие, поросшие травой землянки: у их подножия были вырыты прямо в земле окна, откуда пробивался свет, освещая раскидистые кусты рядом. И такую он тягу почувствовал вдруг к этому месту, что пробился сквозь колючие заросли, залёг на земле и заглянул в квадратное маленькое оконце внутрь холма. То, что он увидел, заворожило и околдовало его. Был там не дом небесной красоты и не дивные женщины, не груды золота или драгоценных камней. Там сиял и переливался всеми цветами чудный сад, какой и во снах не увидишь: огромные деревья с длинными гибкими ветвями, клонящимися к земле от тяжести плодов. Они росли тесно, и стволы переплетались друг с другом в толстую живую цепь. Красная, словно солнце на закате летнего дня, листва сверкала тысячами звезд, ослепляя беглеца, потерявшего от изумления дар речи, а посередине, в кольце чудных деревьев, блестело маленькое озеро. Вот один спелый плод сорвался с ветки и тихо упал в воду, не потонув. Круги разошлись по зеркальной поверхности.

Путник сам не понял, как оказался у окна, ломая лёгкую деревянную решетку. Очутившись в саду, он по колено погрузился в воду и приблизился к чудесному красному дереву. Его кора была алая, как свежая кровь, а на ощупь – горячая, как раскалённые угли. Вскрикнув от боли, он отдёрнул руку. Тут взгляд его упал на висящий перед ним плод, и аргвал совсем потерял голову. Дитя волшебных деревьев отливало золотом и состояло из множества мелких частей, будто сложный механизм, а поверх сложились два маленьких, тонких, точно паучья сеть и затейливых, точно кружева мастера, крыла. Не раздумывая беглец схватил дивное яблоко. Вопль раздался в саду. Ладонь аргвала охватил огонь, стремительно поднимающийся к плечу, а зеркальная поверхность воды покрылась пеплом.

Путник бросился в воду, с шипением поглотившую его, а когда вынырнул – боль стихла. С ужасом он заметил, что лишился правой руки. И тут догадка, словно молния поразила его. Забыв обо всём, аргвал наспех выудил из воды с дюжину золотистых плодов, кинул их себе в рубаху и бросился бежать…

Нескоро заметили сатдуны бегство пленника, а теперь ещё и вора. Когда они спохватились, ему уже удалось ускользнуть.

Пивси помолчал, уставившись в землю, а затем продолжил:

– Вот так вот, мои лати, и появился этот однорукий дежа в Гаавуне. Хитрый, умный, красавец, как и все дежи. А что на Торговане тогда приключилось – и словами не описать. Таких диковинных зверьков он привёз! И сказать трудно – то ли зверей, то ли хитроумных машин. Вроде летучих мышек наших. Не тех, что кровь хлебают, а таких, как на Хинбери водятся – чёрные, с собачьими мордашками. Да только аргваллийские те красивей в разы были. Так он слова какие-то им шептал, а они – вот чудеса! – с таким прилежанием да жаром к новым хозяевам в руки лезли, что и не описать. А умные, преданные какие, даже говорить умели! Мой дед тогда целое, по гаавунским расчетам, состояние выложил за одну эту чудо-мышку: ну, думает, будет вроде домашнего зверька. И стоило оно того – все разузнает, везде пролезет, а потом обратно прилетит и вести на ухо нашепчет. Вот и представьте теперь, лати, что может человек военный с такими лазутчиками сделать – весь мир будет у ног! Ни еды, ни воды, ни сна не просят. Только вот, померла эта летающая мышка у деда моего через две Эгары – видать, срок у них короткий, у бедняг.