Она роняет там серп. Обнаруживает это уже дома, и сёстры подшучивают над ней весь вечер, пока наконец тёмной ночью она не набирается достаточно смелости, чтобы вернуться за ним.
Рукоять серпа обмотана шёлковой лентой, когда она его находит.
Она показывается чужаку через месяц – месяц оставленных на той же поляне орехов, медовых сот, огромных ракушек и розовых жемчужин. Когда она выходит к нему, в волосы её вплетена та самая лента, и он смеётся и опускается на одно колено.
Сёстрам надоедает дразнить их через две недели, ещё через две братья перестают тянуться к оружию при его появлении, ещё через одну отец опускает руку ему на плечо, и он легко выдерживает её вес.
В середине осени она показывает ему свою силу: за миг промораживает едва тронутую льдом лужицу до дна. Когда же он только улыбается, превращает пар его дыхания в сотню снежинок, заставляет его щёки раскраснеться от мороза. Но он берёт её ладонь в свои, и в них она кажется всего лишь немного прохладной, как будто этот холод не идёт изнутри, как будто она просто сплетала узоры из стылых осенних ветров и чуть увлеклась.
Он не боится, и она отбрасывает свой страх. Оставляет его позади навсегда – потому что бабочке, однажды расправившей крылья, больше ни к чему треснувший кокон.
Этой зимой её клан бегает наперегонки по замёрзшему озеру: забава, подсмотренная у человеческих детей. Чтобы скользить, нужно всего лишь немного ловкости и лезвия, прикреплённые к обуви.
Её народ любит игры и принимает новую с радостью, но железо ранит их, поэтому, в отличие от людей, они его не используют. Сильнейшие из сестёр вырезают лезвия из камня, остальные острят дерево, серебро, оплавленный песок или кости. Она же создаёт себе лезвия изо льда – сёстры смотрят с ужасом.
С тех пор она знает, как быстро ужас может превратиться в восторг: всего лишь за то время, что требуется ей, чтобы добежать до другого берега озера, – чтобы добежать до него быстрее всех.
* * *
Чары её народа не могут перевести их через текущую воду. С помощью Тропы они сократили путь минимум вдвое, но теперь впереди земли зимы – её земли, шепчет что-то внутри неё, – и их придётся преодолеть так.
В первый раз волнение касается её вскользь, едва-едва: расчищая место под отдых, она натыкается на засохшие капли крови – недостаточно давние, чтобы не обратить на них внимания.
Ни одно живое существо не должно было тревожить эти земли: спустя столько лет после падения пристани, там наверняка не осталось даже медной монетки, что могла бы привлечь охотников за сокровищами. Но следы кого-то попадаются всё чаще. На местах, где они делают привалы, Кристиан порой находит сломанные ветки и обгрызенные заячьи кости.
Для ночёвок она показывает ему, как делать пещерки из снега – с отверстием наверху, чтобы туда выходил дым от костра. Кристиан быстро учится. Пусть в нём нет азарта путешественника, тот прекрасно заменяет жажда новых знаний. Он расспрашивает её обо всём, что приходит ему в голову, и она могла бы, как обычно, назначить плату за свои ответы, но он и сам рассказывает ей не меньше.
Потому она постепенно смягчается, начинает относиться к нему ласковей, если бы такое понятие всё ещё было ей свойственно, всё еще могло описывать белые зимние небеса и столь же белые поля. Она не ведёт разговоры о чарах, о сборе желудёвых шляпок для духов-помощников, о крови, окрашивающей костяные ножи, – всё это будет чуждо, непонятно человеку. Но кто-то однажды пытался убедить её, что чувства, прорастающие из глубины сердца, одинаковы для людей и для её народа, и, может быть, спустя века она наконец в это поверит.
Поэтому она делится с Кристианом мелочами, ничего ему не дающими, но вызывающими отголоски нежности в её груди. Как её сёстры танцевали под полной луной, как её дети впервые сплетали венки на прощание с летом, как супруг её строил с ними снежные крепости и устраивал войны, а после они возвращались в дом, промокшие, полные усталости и смеха.
Кристиан не напоминает их: он слишком хрупок, слишком человечен. Возможно, именно поэтому она не может отвести глаз, когда он с трудом зажигает костёр: ветки отсырели и дают больше дыма, чем огня. Непривычное, давно забытое беспокойство пробуждается в ней заново.
Этим вечером, собирая хворост для костра, она видела на стволе ясеня отчётливые следы когтей.
– Заключи со мной сделку, – предлагает она Кристиану.
Тот опускает огниво и оборачивается к ней – она сидит поодаль, стараясь ему не мешать.
Читать дальше